Александр Блок и его время - [30]

Мейерхольд работает в Императорском Петербургском театре; его режиссерский талант всеми признан, перед ним распахиваются все двери. Постановка пьесы Стриндберга — его большая удача; дочь шведского писателя, побывавшая проездом в Териоках, познакомилась с Блоком и Любовью Дмитриевной.

В редкие свободные дни Любовь Дмитриевна приезжает в Петербург, где ее ждет Блок — нетерпеливый и счастливый. Он готовится к этой встрече, покупает цветы: он словно наводит порядок в своей душе. Люба приезжает — оживленная, радостная; они весело ужинают и болтают до поздней ночи.

«Вечером принес Любе, которая сидит дома в уюте, горлышко побаливает, шоколаду, пирожного и забав — фейерверк: фараоновы змеи, фонтаны и проч.».

Но иногда он ждет напрасно:

«В моей жизни все время происходит что-то бесконечно тяжелое. Люба опять обманывает меня. На основании моего письма, написанного 23-го, и на основании ее слов я мог ждать сегодня или ее, или телеграмму о том, когда она приедет. И вот — третий час, день потерян, все утро — напряженное ожидание, и, значит, плохая подготовка для встречи».

Смеркается. Отблески пожарищ озаряют небо. Мятежники то и дело поджигают судостроительные верфи. С корабля «Конде», на котором только что прибыли французские министры, доносится орудийный салют.

Его беспричинная усталость все усиливается; тело сохраняет видимость юности и здоровья, но его явно что-то точит. Целыми часами он недвижно лежит в постели, следя рассеянным взглядом за мухами. Драгоценные часы утекают, как вода в песок:

День проходил, как всегда,

В сумасшествии тихом.

Он поздно встает и начинает день с чтения газет. Их распирает от новостей: реакция, революция, угроза войны, глупость европейской дипломатии, надменная и вероломная Германия, ограниченная и самодовольная Франция, нерешительная и враждебно настроенная Англия! Потом он берется за бесчисленные журналы: Мережковский проповедует в пустыне. Инстинкт самосохранения заставляет Брюсова сблизиться с футуристами, но они не обращают на него внимания, несмотря на все его потуги. Ультраправые пережевывают свои замшелые лозунги и видят спасение самодержавия в виселице. Изо дня в день ему приходится вести обширную переписку: издатели донимают его письмами. Белый настойчиво просит денег на новый журнал, который он возглавляет. Он мечтает воскресить истинный символизм эпохи 1904 года, вместе с Блоком и Вячеславом Ивановым надеется противостоять всему миру.

«Мой дорогой Борис, — отвечает ему Блок, — мое письмо разошлось с Твоим, это мне более чем досадно. Если бы я и был здоров, я сейчас не владею собой, мог бы видеть тебя только совсем отдельно и особенно без Вячеслава Иванова, которого я люблю, но от которого далек.

Вы сейчас обсуждаете журнал. Я менее чем когда-либо подготовлен к журналу. Быть сотрудником, прислать статью я могу. Но я один, измучен, и особенно боюсь трио с [В. Ивановым]. Впрочем, я многого боюсь, я — один.

В письме в Москву я Тебе писал, почему мне страшно увидеться даже с Тобой одним, если бы я был здоров. Кроме того, писал, что нахожусь под знаком Стриндберга.

…Я продолжаю писать очень мало… но и сквозь тяжелое равнодушие, которое мной овладело эти дни, постараюсь написать.

Прошу тебя, оставь для меня Твой след в Петербурге; это еще причина, по которой я хотел бы, чтобы Ты увиделся с Пястом. Через него Ты коснешься моего круга, что важно нам обоим. Атмосфера В. Иванова сейчас для меня немыслима».

На все эти письма приходится отвечать, и иногда Блок пишет до восьми писем в день; потом он держит корректуру третьей книги стихов. Она вот-вот выйдет в московском издательстве «Мусагет», где сотрудничает Белый. Через силу он отделывает несколько стихотворений, тем не менее их причисляют к его лучшим произведениям. Они просты по форме и мелодичны. Некоторые слова он употребляет таким образом, что они становятся «блоковскими», и его размеры столь необычны, что по ним сразу можно узнать его почерк. Поэзия Блока 1908–1914 годов своей формой и содержанием повлияла на два поэтических поколения.

Но день продолжается:

Весь день — как день: трудов исполнен малых

И мелочных забот.

Часто он обедает с матерью; она вечно недомогает и не в духе. Потом начинают стекаться навязчивые посетители: свободные художники, жаждущие совета, поэты со стихами или сестра Ангелина — к ней он искренне привязан, но от нее неотделим тесный обывательский мирок, наводящий на него ужас. Женщины тоже не дают ему покоя: признания, упреки, сцены… Он терпеть не может всю эту женскую глупость, болезненное самолюбие, чувствительность, «внутреннее ослепление», и решает положить конец утомительным связям: «Все известно заранее; все скучно, не нужно ни одной из сторон». И все они одинаковы, что в шестнадцать лет, что в тридцать. Что за требования, сколько на них уходит времени!

Наконец, к вечеру он выходит, прогуливается, заходит в редакцию «Тропинки» — журнала для детей, где он сотрудничает. Этот журнал возглавляет Поликсена Соловьева — сестра философа. Ему по душе новые педагогические взгляды этой незаурядной женщины. Нередко ему приходится слушать акмеистов, выступающих в литературных салонах. Объединившись вокруг своего лидера Гумилева, акмеисты утверждают, что всё просто и все слова должны значить только то, что они значат, и ничего больше. Блока отталкивают их теории и роскошный журнал «Аполлон». Другие молодые поэты — эгофутуристы и футуристы — громогласные, привлекающие всеобщее внимание — начинают пробивать себе дорогу. Он все больше и больше отдаляется от этой суеты.