Александр Александрович Богданов - [97]
Увеличение возможностей организма для приспособления и развития Богданов связывал с тем, что иная кровь может вносить элементы, помогающие устранить «слабые звенья», которые у разных людей разные, поэтому не только старые и молодые могут обоюдно выиграть от обменного переливания, но даже и люди примерно одного возраста. Подчеркивая, что работа только началась и выводы делать рано, Богданов среди наиболее успешных результатов первого года деятельности института описал случаи, которые могут быть сгруппированы в три типа:
– улучшение здоровья у пожилых людей после обмена кровью с молодыми, особенно у 54-летнего инженера Нагорского, обменявшегося кровью с девушкой 23 лет[535];
– улучшение здоровья у больных после обмена с более здоровыми людьми примерно их возраста[536]: ответственного работника Цивцивадзе (заместителя заведующего московским коммунальным хозяйством); крестьянина из Семипалатинской области (в отчаянии приехавшего в Москву с туберкулезом после прочтения заметки об институте в газете «Беднота») и московского бухгалтера, донорами которых выступили их жены[537];
– операция, поставившая на ноги 5-летнего ребенка с туберкулезной наследственностью, который до этого не мог ходить[538]; обмен кровью одного ответственного работника 42 лет, физически довольно здорового и сильного, но неврастеника, с 17-летней дочерью, после чего «девушка буквально расцвела»[539].
Заметим, что еще один распространитель блефа о «вампирской революции» Богданова – плодовитый литератор Первушин перевирает уже версию, противоположную версии Одесского и других, о том, что при обменном переливании крови выигрывал более молодой участник. Первушин приводит побасенку о том, как успешно «заменили кровь» 25-летнему «хилому» сыну самого Богданова кровью «40-летнего атлета»[540]. На самом деле сыну Богданова А. Малиновскому было 17 лет во время операции (когда отец погиб – 19), а его партнером был 63-летний заместитель директора института доктор С. Л. Малолетков – в прошлом главврач старейшей в Москве Голицынской больницы, с которым Богданов познакомился в эвакуационном госпитале во время мировой войны. С. Л. Малолетков прожил больше 80 лет (1863–1944), а А. А. Малиновский, несмотря на перипетии, связанные с гонениями на него как на генетика во времена «лысенковщины» – 87.
Отметим еще одну деталь – мать Малиновского-младшего умерла в 40 лет от туберкулеза. Ни одна болезнь (не считая гриппа-«испанки» и тифа во время Гражданской войны в России) не косила в те годы столько людей и особенно молодых, в том числе рабочих-самородков, сыгравших важную роль в жизни Богданова: туляка Ивана Савельева (1870–1900), организатора, «может быть, гениального»[541], рабочих кружков на оружейном и патронном заводах, уральца «Михаила Заводского» (Н. Вилонова, 1883–1910), организатора Каприйской школы. И вполне вероятно, что во время организации Института переливания крови его директор думал в первую очередь именно о туберкулезе как своем главном враге на фронте «борьбы сил жизни с силами стихий»[542], об «иммунитетной» помощи молодежи в условиях «советской изношенности», обусловленной «несоразмерностью между индивидуальными силами организма и тяжестью жизненных задач, которые он вынуждается решать в данной социально-хозяйственной обстановке»[543]. Поэтому и заглавие последней книги А. А. Богданова «Борьба за жизнеспособность» – шире по смыслу, чем «тектология борьбы со старостью».
Можно согласиться с историком трансфузиологии, что богдановская идея обмена кровью, хотя и принадлежала социалистической мысли, относилась скорее к «дерзкой разновидности естествознания, давшей о себе знать на рубеже XIX и XX вв.»[544], но лишь отчасти. Безусловно, что тектологическо-трансфузиологическая программа была органической частью «монистической утопии», вдохновлявшей Богданова и как естествоиспытателя, и как социального мыслителя и общественного деятеля («социоиспытателя»). Однако она заслуживает взвешенных и добросовестных критико-аналитических оценок, а не рекламистского блефа, примеры которого приведены здесь.
Политэкономия и социология XIX века сформировались как научные дисциплины на антитезе сословно-абсолютистского, военно-теократического, авторитарного «старого режима» и нового общества «мирных» промышленных добродетелей. Однако наметилось принципиальное расхождение в понимании принципов общественной организации, которые должны заменить собой авторитарное насилие светских и духовных властей. Французский позитивизм предлагал для промышленного или научно-промышленного общества ориентир интеллектуального единения на основе познания – «новое христианство» (А. де Сен-Симон), «возрастание ассоциации» (сен-симонизм), «социократия», «религия человечества» (О. Конт). Политэкономический «классический» либерализм проповедовал режим свободной от государственного вмешательства конкуренции «атомизированных» индивидов, преследующих «самоинтерес» (self-interest) извлечения торгово-промышленной прибыли и накопления капитала (laissez faire). Родоначальник классической политэкономии А. Смит провозвестил, что не «от благожелательности», а от эгоизма продавцов товаров «ожидаем мы получить свой обед»
