Александр Алехин. Партия с судьбой - [47]

Итак, некое соглашение «во имя безопасности и процветания обеих стран» заключено не между главами этих стран, не между руководителями министерств иностранных дел и даже не между руководителями соответствующих ведомств — Берия был назначен наркомом внутренних дел СССР только 25 ноября 1938 г. Но помимо процветания стороны договорились бороться с «международным еврейством и дегенерацией». Под дегенерацией согласились считать следующих людей: «рыжие; косые; внешне уродливые, хромоногие и косорукие от рождения, имеющие дефекты речи: шепелявость, картавость, заикание (врожденное); ведьмы и колдуны, шаманы и ясновидящие, сатанисты и чертопоклонники; горбатые, карлики и с другими явно выраженными дефектами, которые следует отнести к разделу дегенерации и вырождения; лица, имеющие большие родимые пятна и множественное кол-во маленьких, разного цвета кожное покрытие, разноцветные глаза и т. п. Стороны дополнительно определят квалификацию типов (видов) дегенерации и знаков вырождения. Каждая из сторон определит соответствующий (приемлемый) лимит и программу по стерилизации и уничтожению этих видов». Кто-нибудь слышал от дедушек или бабушек, чтобы перед войной отлавливали рыжих или косых?.. И кто-нибудь видел протоколы отлова, то есть документы, фиксирующие исполнение договоренности?

Следующий вопрос: почему, рассуждая о дружбе и сотрудничестве, о процветании и безопасности, об отлове «дегенератов» и пр. в том же роде, Берия и Мюллер забывают о войне в Испании, где Германия и СССР фактически вступили в вооруженную борьбу? И почему в открытом, не засекреченном Пакте Молотова — Риббентропа ничего не говорится о «дружбе и сотрудничестве между народами»?

Далее. В процитированном выше отрывке из «документа» читаем: «Главное управление безопасности Национал-Социалистической рабочей партии Германии, в лице начальника четвертого управления (ГЕСТАПО) Генриха МЮЛЛЕРА». Но никакого такого управления в Германии не существовало. Гестапо, или политическая полиция, являлось частью Главного управления имперской безопасности (РСХА), образованного в сентябре 1939 г., то есть спустя почти год после подписания рассматриваемого соглашения. Кроме того, никакого «рейхсфюрера СС Рейнхарда Гейдриха» тоже не существовало, был обергруппенфюрер СС Р. Гейдрих. А кто и когда видел, чтобы советские документы подписывались не инициалами, а одним именем? Где-нибудь зафиксирована подпись Вячеслава Молотова, или Иосифа Сталина, или Климента Ворошилова? Так с чего бы Л. П. Берия подписывал документы как просто Лаврентий? И еще раз обратим внимание, что Г. Мюллер — это не глава всего ведомства, в данном случае некоего управления безопасности Национал-Социалистической рабочей партии Германии, он возглавляет структуру, входящую в состав РСХА. Но и само управление имперской безопасности — это часть СС. То есть соглашение между НКВД и Гестапо — это примерно то же самое, что и соглашение между СС и плановым отделом НКВД. А подпись Мюллера против подписи Берии — это примерно то же самое, что подпись Вайнштейна против росчерка Гиммлера.

В «документе» этом много еще чего интересного. Только углубляться в эти нелепости, пожалуй, дальше не стоит, поскольку и так уже понятно, что перед нами — нелепая и довольно корявая фальшивка. Нам лишь важно уяснить, что доказательная база г-на Чащихина о непричастности Алехина к статьям из «Pariser Zeitung» основана на 100 %-ной лжи. А потому цена таким доказательствам весьма невелика. Кроме того, остается вопрос: что имел в виду г-н Чащихин в 1992 г., когда писал: «Мы знаем, что в то время (март 1941) в фашистской прессе столь же рьяно не допускался малейший антисоветизм, как и в советской — критика нацизма…»? Либо он вообще ничего не подразумевал под этими словами, либо сам имеет отношение к рассмотренной фальшивке. И опять же: ни то, ни другое не прибавляет веса его утверждениям.

Далее г-н Чащихин проводит разбор статей (или, как он настаивает, статьи) Алехина, разбирая и комментируя едва ли не каждый абзац. Комментарии эти довольно занятные, разбирать каждый из них опять же не имеет смысла, поэтому для примера можно взять лишь несколько отрывков.

Итак, абзац № 7. Что, собственно, представляют собой еврейские шахматы, еврейская шахматная мысль?

Комментарий г-на Чащихина[12]: «Это предложение в какой-то мере может претендовать на начало статьи, на абзац № 1, ибо вынося новый термин в заголовок, автор естественно обязан начинать первое предложение с толкования нового термина. Очевидно в редактуре участвовало несколько сотрудников „Паризер цайтунг“, материал „перелопачивался“ в спешке — так первая страничка могла оказаться второй, третьей». (Орфография и пунктуация сохранены.)

Абсолютно вольная трактовка, имеющая, конечно, право на существование, но никому и ни о чем не сообщающая. И прежде всего потому, что неизвестно, к кому она относится. Кем перелопачивался материал Алехина? Что это были за люди? Какие цели ставили перед собой? Рассуждая, например, вообще о полиции, можно предположить некую модель поведения, поскольку у полицейских есть должностные инструкции, в соответствии с которыми разные люди с разным темпераментом и разными манерами ведут себя если не одинаково, то похоже. Но кто правил статьи Алехина? Профессиональный редактор? Шахматист? Убежденный наци? Или обиженный судьбой мечтатель? «Это предложение в какой-то мере может претендовать на начало статьи», — написал г-н Чащихин. Что ж, может претендовать, а может и не претендовать. Эти соображения настолько общие и отвлеченные, настолько далекие от реальности, что расценивать их как часть какого-то серьезного анализа или опровержения нельзя. Такие аргументы могут варьироваться до бесконечности. Придет другой ниспровергатель и скажет: «Совершенно очевидно, что это предложение могло быть написано только в середине статьи. Ибо ни один пишущий человек никогда не начнет серьезную статью с места в карьер. И прежде, чем ввести новый термин, сделает пространное вступление, где обрисует подробно предмет исследования, расскажет о задачах и целях своей работы, введет читателя в курс дела и только потом приступит непосредственно к теме изыскания». Придет третий и скажет еще что-нибудь, а четвертый станет спорить с пятым и шестым… И так без конца. То, как поступил бы в аналогичной ситуации г-н Чащихин, никому ни о чем не говорит.