Альдана. Четыре новых человека - [30]

— Что? — Дашка чуть не вывалилась из кресла.

Джессика горько усмехнулась:

— Погоди ужасаться. Ничего из этого не вышло, хоть мальчишки и постарались как следует, били её долго и куда попало, у Теоны после этого хватило сил только добрести до людного места, где она потеряла сознание. Сестра была слишком слаба, чтобы воспользоваться своей исцеляющей силой, так что она едва ли не месяц приходила в себя. И после всего этого она ничуть не изменила своё мнение о природной человеческой доброте! Вела себя так, будто и не было ничего. Я просто кипела от злости, с тех пор начала поколачивать сестру.

Когда-то я думала, что будет проще отучить людей злоупотреблять её добротой, чем перевоспитать саму Теону. Я бы могла в этом преуспеть, ты ведь меня уже знаешь, если бы эта дурочка не открыла для себя, что ещё она может отдавать людям. Не всем, правда, только мужчинам. Догадываешься? Всё верно. Когда Теоне было тринадцать лет, мы как-то пустили к себе переночевать молодого человека, охотника на драконов, возвращавшегося из лесов в столицу. Он был довольно уставшим, даже выглядел болезненно, так что Теона всё время поднималась к нему в мансарду, спрашивала, не нужно ли ему лечение, да наведывалась так часто, что парень успел на неё глаз положить, ну и оприходовал девчонку, а уже через неделю все наши кобели прознали, что Теону Винсент уламывать не нужно. Для сестры физическая близость не животный инстинкт и не особенное проявление любви между мужчиной и женщиной, а скорее что-то… дружеское, что ли, но только применимое исключительно к дружбе с противоположным полом. А так как другом Теона начинает считать любого, с кем она разговаривала дольше пяти минут, то… Злость обессиливает, поэтому мне остаётся только гореть в ненависти ко всем, кто пользуется сестрой, её душой, сердцем и плотью.

Джессика остановилась. Она отвернулась от Дашки, встала, подошла к окну и, взглядом провожая уплывающие к звёздам волшебные огоньки, продолжила:

— Моя сестра была свидетельницей ужасных бедствий, затеянных людьми. Вы не находили, что Теона и Шаки не слишком похожи на остальных членов семьи?

— Вообще-то, — пробормотала Дашка, — это бросается в глаза.

— Они дочери нашего дяди по отцовской линии, — продолжила Джессика. — Дядя с женой и двумя детьми жил в деревне Фривелл, такой же маленькой, бедной и неприметной, как наша. Как-то одному чёрному магу, служащему королю Мартину, потребовалось место под лабораторию. И колдун получил разрешение уничтожить какое-нибудь поселение, чтобы возвести лабораторию на его земле. Жителям должно было быть объявлено заранее, что они должны собирать вещи и убираться, так как их деревня подлежит сносу. Конечно же, новое жильё предоставлять им никто не собирался. Маг не хотел тратить силы на усмирение толпы, поставленной перед фактом того, что в определённый час их лишат крова, поэтому решил схитрить: выбрал день, когда жители Фривелла уедут на столичную Ярмарку Волшебства, и запланировал разрушение деревни именно тогда. Идея не выдерживала никакой критики, ведь в поселении были и такие люди, которые не собирались никуда ехать. Всего несколько семей, но что придворному магу было до них? В тот день семья дяди осталась дома.

Представляешь, как сносят дома чёрной магией? Одно заклинание — и целое поселение взрывается. Тогда почти никто из оставшихся не выжил. Девчонкам Винсент удалось спастись, но малышке Шаки не повезло — её обдало волной магической энергии взрыва, и на несчастном ребёнке повисло проклятие. Теона уже тогда умела исцелять людей, и она сумела сохранить сестрёнке жизнь, но здоровье — нет. Каким чудом шесть лет назад бедняжки разыскали нашу семью, они сами не могут вспомнить. Мы облегчаем страдания Шаки, как можем, но иногда приступы безумной боли накатывают на неё, и с ними ничего поделать нельзя. Это очень страшно, в моменты особенно сильных приступов она кричит, чтобы кто-нибудь убил её, потому что невозможно терпеть это адское мучение.

К чему я рассказываю всё это? Катастрофа по воле королевского мага — не единственный кошмар, с которым нам приходилось сталкиваться, мы постоянно становимся жертвами произвола властей Мартина, к тому же нашу деревню не раз поглощали и разоряли войны. Регулярно издаются нелепые, бессмысленные законы, лишающие прав простой народ, над нами издеваются, устанавливая всё новые и новые налоги. Тяжёлая жизнь, не так ли? Теона не понимает даже этого. Дурочка уверена, что беды не могут тянуться вечно, наступит момент — и справедливость восторжествует, люди одумаются, потому как добро всегда перевешивает. Ей не придёт в голову даже пожаловаться, не то что взбунтоваться. Она не верит в зло.

Девушка замолчала, задёрнула шторы и села обратно в кресло. Смотря прямо перед собой, она возобновила историю:

— Такая вот у меня сестра, Теона. Полная дура, поэтому и полностью счастлива. Я никогда не буду скрывать — она меня бесит, и тем не менее, мне её жаль. Да, жаль. Её проклятие — её невинная душа, и оно заставит сестру мучиться куда сильнее, чем страдает от болезни Шаки. Но самое страшное проклятие — это посредственность. Оно давно поразило мою мамашу, вероятно, братьев и Шаки ждёт та же участь, а вот Теона… Мать мечтает сделать из всех нас подобие себя — маловразумительное и невыразительное. Она видит жизнь как замкнутый круг: работать, чтобы получить немного средств к существованию, которых хватает только на то, чтобы сохранять в себе силу, сила — чтобы работать дальше. Вся жизнь для неё — это поддержание собственного существования, но огонь жизни надо не просто поддерживать, надо стараться, чтобы он горел ярче, перекидывался на что-то новое, охватывал всё вокруг, и никто не смог бы этот пожар потушить. Он пылает в Теоне, а мать не видит, а невнимание может стать для пламени жизни водой. Мать вообще по жизни слепая. Отец был таким же. Я ничуть не сожалею, что он погиб, — это она сказала несколько грубо и раздражённо. — Он был собирателем, как-то позарился на большие деньги, которые пообещал ему один маг, если тот принесёт ему глаз дракона. В клыках хищника отец и закончил жизнь. Все тут же обозвали это трагической смертью, отставив то, что папаша погиб из-за собственной жадности. Никто его не просил наниматься на столь опасное задание, он сам принял решение, вот и поплатился. А мать ещё смеет указывать нам на то, что папочка ради благополучия семьи был готов на всё, ставит этого меркантильного идиота в пример. Если бы сёстры попали в наш дом годом раньше, пока отец был ещё жив, стал бы он намеренно искать подобную рискованную, но высокооплачиваемую работу, чтобы на полученные деньги можно было вылечить Шаки? Да ни за что! Чёрт, я ненавижу свою семейку! Ненавижу! Джейк и Дерик, похоже, привыкли и счастливы. Ха! Через сколько лет они разучатся чувствовать счастье? Лет через пять, не больше! Шаки? Бедная девочка-тень, чтобы показать ей истинный мир, нужно много места в сердце, а все мы с удовольствием забьём его чем-то полезным для себя, любимых, не так ли? Посредственность заразна — мы думаем, что она облегчает жизнь, а лёгкой жизни хочется всем, правда?