Альбион - [13]

— Бессмыслица какая-то, — продолжал он.

— В этом есть смысл, — возразила Майна так тихо, что он с трудом расслышал. Её спицы заработали вдруг с неожиданной скоростью.

— До того, как ты появился, — сказала она уже громче, — мы не знали, когда к нам придут эллоны. Они просто приходили, и всё.

— Кто такие эллоны?

— Люди.

— Расскажи подробнее, Майна.

— Ты узнаешь, кто они такие, в этот период бодрствования. Нам придётся спрятать тебя, иначе тебя убьют. Они могут убить кого угодно. Когда они приходят… некоторые люди исчезают… умирают, я думаю, — она нахмурилась, пытаясь привести в порядок обнаруженные в себе воспоминания. — Им позволено всё. Им можно.

— Можно?

— Да, можно. Я не хочу говорить об этом… Я люблю тебя, — её спицы пропустили петлю. Она сказала это таким голосом, как будто звала к завтраку. Поправив петлю, она закончила ряд, а потом принялась за новый.

— Майна, — прошептал он. — Майна…

Она взглянула на него и вновь погрузилась в свою работу.

— Не надо меня любить.

Она снова посмотрела на него.

— Почему нет?

Их взгляды встретились. Он неловко подвинулся на кровати, и она страшно заскрипела.

— Женщина, с которой я выбрался на берег, — я любил её.

— Да, теперь я вспоминаю её. Тогда я думала, что она просто это. Но ты мне сказал, что она — мёртвый человек, а я верю тому, что ты говоришь, — Майна продолжала спокойно вязать.

— Я любил многих женщин, и только некоторые из них испытывали ко мне ответное чувство, — он удивился тому, что говорит ей всё это. Там, в Мире, он не знал никого, с кем можно было бы поделиться этими воспоминаниями. Над ним или посмеялись бы, или грубо одёрнули. Друзья. Он многих называл друзьями, но быстро осознал всю поверхностность этого понятия. Самое смешное, что он откровенничал с женщиной, которую почти не знал (хотя она знала его хорошо — по крайней мере, видела его тело). Так он не говорил даже со своими любовницами. Может, ему стоило вырвать у неё из рук вязание, бросить её на кровать и заняться любовью? Нет, он не хотел, определённо не хотел.

Впрочем, почему? Ведь она ему нравилась, она только что сказала, что любит его, она была привлекательной — он часто представлял, как эти серебристые волосы будут скользить по сто животу.

— Я хочу взять тебя за руку, — сказал он.

Она отложила вязание и протянула ему руку.

Неожиданно в дверь постучали. Гред и Ланц пошли к двери, чтобы сказать посетителю, что Тот Кто Даёт Имена отдыхает. Они давно привыкли к частым визитам.

По комнате летала бабочка. Они с Майной некоторое время наблюдали за ней. Насекомое долго порхало по комнате, пока не обнаружило окно, через которое вылетело на волю.

Майна подошла и нежно поцеловала его руку, проведя по ней кончиком языка.

Приближалось обеденное время.

* * *

…его попросили справить свои надобности и по качающейся ненадёжной деревянной лестнице отвели на чердак дома. Там было пыльно и грязно. Грязь собиралась там, по-видимому, не одно поколение. Кроме пыли, повсюду валялись ящики и старое тряпьё. Покатая крыша дома была в хорошем состоянии. Это немного удивило его — к чему такое беспокойство о крыше под вечным солнцем? Затем он сообразил, что если кругом растут травы, кусты, деревья и злаки, то их что-то поливает, то есть в Альбионе должны быть и дожди, и хорошие дожди. Видимо, по этой причине единственное маленькое оконце на чердаке было забрано чем-то, на взгляд похожим на мутно-серое стекло, на ощупь тёплым и податливым.

После ухода родителей Майна некоторое время оставалась с ним.

— Ты можешь открыть окно, — сказала она, — но сиди тихо и не урони здесь чего-нибудь — солдаты могут зайти в дом. Мы сделаем так, чтобы они не обратили внимания на дверь, ведущую на чердак. Чтобы казалось, что её не открывали очень долгое время, — она оттёрла с рук пыль. — Честно говоря, я не думаю, что чердак их заинтересует. Порой они обыскивают дома, но ничего конкретного не ищут. Думаю, они делают это просто так, чтобы мы помнили об их существовании.

— Откуда ты это знаешь, Майна?

— Мы все об этом знаем. Вот так.

Он неожиданно понял, что она имела в виду… У жителей Альбиона было два типа памяти, принципиально отличавшихся друг от друга. Во-первых, было то, что они просто знали, например, как пропахать борозду в поле или починить крышу. Эти знания являлись чем-то вроде инстинкта, либо заложенного в глубоком детстве, либо врождённого, как рыжие волосы или длинный нос.

Второй тип памяти был совершенно другим. Он включал в себя то, что люди узнавали в течение жизни. Эта память была очень выборочной: если поля могли меняться всего за один период сна, то всё прошлое было сомнительным, а воспоминания ненадёжными, так же, как и знания, почерпнутые из них. Само понятие памяти оказывалось ненужным. А если и люди меняются так же, как поля? Человек, которого ты полюбил в один из периодов бодрствования, в следующем может просто не существовать — как будто его и не было. Но то, что повторяется регулярно, может быть выбрано из общей массы фальшивых воспоминаний и определено как реальность. Например, периоды роста и созревания злаков, а также регулярное появление солдат Эллонии за урожаем. Все воспоминания о каких-либо разовых нарушениях регулярности просто исчезнут — будут считаться