Альбинос - [7]

Только теперь я понял, что еще пряталось в его глазах – ненависть. Или что-то очень близкое к этому чувству.

Два наемных солдата освободили место возле окна, и я выглянул, взявшись за прутья. Склон горы Крым остался позади, Черная речка исчезла из виду. Термоплан летел над развалинами домов – больших и маленьких, высоких и приземистых, многоэтажных коробок из серого бетона и деревянных развалюх. Последних, впрочем, было немного, в основном они сгнили или сгорели, оставив темные пятна пожарищ. Когда-то на этом месте стоял огромный город – хотя до Погибели он может и не считался таким уж огромным, – а теперь были только занесенные песком, заросшие бурьяном руины да изломанные пласты ноздреватого серого покрытия. Асфальт, вспомнил я. Оно называется асфальтом, предки закатывали в него дороги.

Между зарослями, горами земли, щебня и кусков асфальта за «Каботажником» спешил отряд из десятка одетых в меха людей верхом на приземистых ящерах. Над кочевниками то и дело взлетали дымные облачка, и каждый раз сквозь шум ветра доносились хлопки.

– Почему их называют мутантами? – громко спросил я, не оборачиваясь.

– Потому что кочевые, – ответил сзади Авдей. – Они там и люди, и мутанты, все разом живут. Звери они, дикари.

– Тихо ты! – гаркнул Влас. – Мамаша управителя забыл, что ли, откуда?

Я обернулся – Авдей исподлобья глядел на меня. Он по-прежнему сидел на лавке, склонившийся над ним омеговец лоскутом ткани перетягивал ему плечо. Я собрался спросить, что там с моей мамашей, когда из рубки спиной вперед вылетел Чак. Едва не упав, натолкнулся на лавку, с размаху уселся на нее, вскочил и завопил в лицо вышедшей следом Мире:

– Я две монеты отработал! Я блондина вашего спас! Вот этого вот, этого самого! – он ткнул в меня пальцем. – Старшого вашего! Если б не я, он бы с водопада того – тю-тю, рыбкой вниз и с концами! Но от кочевых вас увозить я не нанимался…

Карлик замолчал, когда Мира, шагнув вперед, ткнула ему в грудь штыком карабина.

– Доставщик, ты провезешь нас мимо Инкерманского ущелья и Редута, до самого Херсон-Града… – начала она и смолкла, когда Чак ухмыльнулся.

– А что, коли так, стреляй, – разрешил он, потирая грудь. – Давай, а я посмотрю, кто из вас «Каботажничка» моего между этими доминами поведет. И как это у него получится. Ну, давай, не боись, красотка-с-татуировкой!

Глаза Миры из холодных стали ледяными, на скулах заиграли желваки – она и правда готова была выстрелить. Быстро шагнув к ним, я схватил ее за плечо и оттолкнул в сторону. Сестра тихо зарычала, развернувшись на каблуках, вскинула руки – в одной карабин, другая сжата в кулак. Опустила. Я смотрел на нее. А ведь она собралась ударить меня… интересные у нас с ней отношения.

– Альб, он хочет избавиться от нас и улететь! – процедила Мира. Ноздри ее раздувались.

– Нет, он хочет больше денег. Сколько, Чак?

Карлик ухмыльнулся.

– От это чувствуется, что ты у них за главного, блондин! Сразу суть ухватил, э?

– Не называй так управителя! – приказала Мира.

– Да ладно, ладно! Господин достопочтенный управила, стало быть, она мне два рубля золотых положила. А теперь, раз такое дело, раз впереди нас гетманы со своими гонзами поджидают, а позади кочевые нагоняют, я четыре хочу, так что…

– Заплати ему, – бросил я, поворачиваясь, и тут приникший к окну Авдей крикнул:

– Дом на пути!

Чак, подтянув шорты, бросился назад в рубку, и я пошел следом. Сквозь переднее окно автобуса, закрытое мутным стеклом с трещинами, виднелся крутой поворот улицы, и на повороте этом стояло высокое, этажей на двадцать, здание-башня. Облицовка давно осыпалась вместе со стеклами, оконные рамы тоже исчезли, остались лишь серые перекрытия да квадратные просветы между ними.

– А, расплющи вас платформа! – взвизгнул Чак, перекинул два рычага и навалился на рулевое колесо под окном. – Ща врежемся!

Заскрипели тросы под кабиной, и термоплан стал медленно поворачивать.

– Не врежемся, – сказал я, – успеем.

В отсеке сзади зазвучали выстрелы.

– Не врежемся – так все равно упадем! Видишь, как тяжело летим? Дырок куча в баллоне, газ выходит… Да чё там четыре, мне и десяти золотых за такое мало!

Здание поползло вбок. Карлик приподнялся на сиденье, выглядывая, и повернул верньер на панели. Из динамика под ним полилось шипение, и приподнятый голос, едва слышный за треском помех, заговорил:

– И снова с вами говорит Шаар Скиталец из сердца апокалипсиса! Жаркий радиоактивный день раскинулся над Пустошью и Большим Крымом, и солнце улыбается нам во все свои тридцать два золотых зуба!

Я спросил:

– Что за Редут, про который вы говорили?

– Домина это такой квадратный с башнями, им один из гетманских Домов владеет. Вообще в Инкерманском ущелье четыре Дома заправляют, и один, Гантаров, держит этот Редут. Он вроде пограничного у них, защищает ущелье с юга.

Голос из динамика смолк, теперь оттуда несся только шум помех. Серая башня была все ближе, термоплан плавно поворачивал, чтобы пролететь мимо нее. Чак придвинулся ближе и зашептал:

– Эй, слышь, управила, а ты, стало быть, веришь им?

– Кому? – спросил я.

– Да этим… бабище татуированной и прихвостням ейным?