Альбигойцы. Начало истории и учение - [8]

Для папы гораздо важнее было направление политики других пиренейских государей. Леон, Кастилия, Наварра, Каталония, Арагон (с 1137 г. единые. – Ред.), независимые графства и города, мусульманские княжества вели отдельное существование на полуострове. История христианских государств Испании представляла много общего с Югом Франции. Сходство начиналось с самих языков. На историю альбигойцев особенно оказывал влияние Арагон. Тогда зарождались арагонская конституция и «comunidades»; под звуки песен «веселой науки» gaya ciencia[11] испанцы вдохновлялись то любовью, то боевой жизнью с беспрерывными походами на неверных. Альфонс VIII Кастильский (1185–1214 гг.) особенно прославил себя ревностной борьбой с мусульманами.

Уже несколько десятилетий христианские королевства Иберийского полуострова воевали с армиями Альмохадов – марокканских правителей, призванных на помощь испанскими мусульманами. Обычно государи Леона, Наварры и Кастилии выступали плечом к плечу, однако заносчивость Альфонса VIII Кастильского привела к тому, что в решающем столкновении на полях Аларкоса (1195 г.) в его армии не оказалось вспомогательных войск из Леона и Наварры. В результате войска альмохадского правителя Юсуфа аль-Мансура имели огромный численный перевес, но Альфонс VIII принял бой, в котором кастильцы были разбиты наголову. Так вредило делу Реконкисты соперничество пиренейских государей. Немного оправившись от поражения, пылая жаждой мести, Альфонс VIII кинулся на Леон и Наварру. Жестоко теснимая им, Наварра вынуждена была искать защиты у арабов.

На Европу это произвело ужасное впечатление. Папа Целестин III тотчас же отлучил от церкви Наваррское королевство.

Между тем Альфонс VIII помирился с леонским королем Альфонсом IX (1188–1230 гг.) и, чтобы сделать мир более прочным, отдал свою дочь Беренгарию в замужество своему недавнему противнику. Между этими двумя королевскими домами были старые родственные связи, что нарушало каноническое правило брака.

Целестин III не признал этот брак, и Иннокентий III также не решился санкционировать его, для него интересы публичной нравственности были выше политических интересов. Дело Беренгарии совпадало с подобным же делом Ингеборги, жены французского короля, из-за которой интердикт постиг Францию. При первых же угрозах духовными наказаниями леонский король уступил и Беренгария вернулась к отцу.

Иннокентий признал, впрочем, ее сына – это был будущий король Фердинанд III, соединивший Леон с Кастилией и прославившийся своей удачей в войнах с мусульманами, где он действовал в союзе с Иаковом Завоевателем, королем Арагонским. Предок Иакова, Раймонд Беренгарий IV, граф Барселонский, еще в первой половине XII века брачным союзом присоединил Арагон к поэтической Каталонии: он обручился с Петронильей, тогда еще малолетней племянницей знаменитого Альфонса Батальядора, отец которой, Рамиро II, отказался от престола и ушел в монастырь (1137 г.). Внук Раймонда Беренгария Педро II (1196–1213 гг.) был поклонником Иннокентия III. Увлекся ли он планами папы о мировой теократии, руководствовался ли чувством благодарности за благотворное влияние Иннокентия на его раздор с матерью, подчинялся ли он влиянию других побуждений, но только у него появилось желание стать одним из орудий папского всевластия. Он первый хотел показать пример добровольного подчинения Риму. В 1204 году он приехал в столицу первосвященника, где торжественно дал следующую клятву:

«Я, Петр, король Арагона, обещаю и торжественно клянусь всегда быть верным и послушным моему господину папе Иннокентию III и его преемникам, клянусь употреблять все усилия, дабы сохранить мое королевство в послушании святой церкви, обещаю защищать католическую веру, преследовать злоухищрения ереси, покровительствовать свободным правам церкви и во всех землях, мне подвластных, содействовать миру и правосудию»[12]. Присягнув над Евангелием, король отправился в собор Святого Петра, сопутствуемый папой. Там он снял с себя корону и скипетр, отдал все это Иннокентию и получил от него назад вместе с мечами. Король положил на алтарь грамоту, в которой была засвидетельствована его покорность. Этот документ очень важен для характеристики того времени.

«Веруя, – так начинался он, – что римский первосвященник есть истинный преемник апостола Петра и наместник Того, волею Которого царствуют все государи, я поставил свое королевство под кров верховного апостола и обязался для спасения души моей, а также моих предков платить тебе, верховный господин Иннокентий, и твоим преемникам ежегодную дань, за которую даю обещание вместе и именем моих преемников. В ответ на это папа примет под свой кров меня, мои земли и будущих королей Арагона»[13].

У короля Педро была в высшей степени увлекающаяся натура. Этого папского вассала мы встретим после в рядах альбигойцев; теперь же он своим унижением усиливал и без того грозное обаяние Иннокентия III.

К началу альбигойских войн не один Запад был охвачен политикой и сетями папства. Тогда же именем Иннокентия латиняне овладевали Византийской империей. Жестокости, совершенные при штурме Константинополя победителями, произошли вопреки самым строгим наказам папы. Иннокентий даже не предполагал такого неожиданного исхода предприятия, начатого им с совсем иною целью. Узнав о диких злодеяниях французов и венецианцев, он наказал виновных отлучительной буллой. Для него во всем этом деле важна была пропаганда не политических идей Запада, а чисто католических. Он до последней минуты мнил себя надеждой, что новая империя (Латинская. –