Альберт Эйнштейн: творец и бунтарь - [5]

В любом случае не могу открыто поддержать подобное начинание, считая его не вполне достойным. Мои слова звучат резковато; я даже опасаюсь, что вы воспримете их как ничем не оправданную недоброжелательность. Но я таков и не могу быть другим».

В очень редких случаях Эйнштейн одобрял посвященные ему биографии. В предисловии к биографии, автором которой был его зять Рудольф Кайзер[8], он, в частности, писал:　

«Я обнаружил, что факты в этой книге изложены с должной точностью, а характеристика в целом настолько положительна, насколько она может относиться к человеку, который прилагает столь большие усилия, чтобы изменить себя, и которому это до такой степени не удается.

Но что, по всей видимости, опущено, так это то иррациональное, противоречивое, нелепое и, в общем, даже нездоровое, что неисчерпаемо изобретательная природа вложила в одного индивида, сделав это, скорее, ради собственного развлечения. Но выделить подобные вещи можно только в горниле своего разума».　

Итак, нам следует с большим вниманием отнестись к автобиографии Эйнштейна. Правда, едва ли ее можно назвать автобиографией в привычном понимании этого слова.

Если даже ответ поэту, работающему над биографией жившего в XIX в. ученого, мог показаться резковатым, то эго ничто по сравнению с теми требованиями, которые Эйнштейн предъявлял к самому себе. Появлением автобиографии Эйнштейна мы обязаны настойчивости и особому дару убеждения, присущими профессору философии Полю Артуру Шилппу. Шилпп редактировал серию книг о крупнейших философах современности, таких, как Дьюи, Сантаяна, Уайтхед или Рассел. Отчетливо понимая, что Эйнштейн мог бы с полным правом значиться среди ведущих философов, Шилпп задался целью дополнить серию его биографией. Каждая книга этой серии посвящалась одному человеку. В ней содержались автобиография ученого, написанная специально для этого издания, а также серия очерков с оценкой его работ и критическими замечаниями. В заключение сам ученый отвечал на все замечания — таким образом он получал возможность исправить ошибочные толкования своей теории и пояснить то, что было неясным.

Несмотря на убедительность доводов Шилппа, Эйнштейн отказался написать автобиографию, согласившись вместо этого написать научную автобиографию. С юмором висельника он говорил о ней как о некрологе, а когда работа была завершена, назвал ее не «Автобиография», а «Автобиографические наброски»[9] (немецкое «Autobiographisches»)[10]. Она значительно отличается от обычной автобиографии, которая, скорее всего, начиналась бы так: «Я родился 14 марта 1879 года в городе Ульме в Германии». У Эйнштейна нет и намека на биографические сведения. Не найти у него и фраз вроде: «У меня была младшая сестра, ее звали Майя», или «У меня два сына от первого брака», или «Мою мать звали Паулина». Однако говорится о том ощущении чуда, которое охватило Эйнштейна в детстве, когда отец показал ему магнитную стрелку компаса. Такого рода события из сферы эмоциональной или интеллектуальной жизни могут по праву быть включены в научную автобиографию, в отличие, скажем, от упоминания об объяснении в любви или выражении скорби по умершим близким. Это — частная жизнь, а после долгих лет пребывания на виду у всех Эйнштейн оберегал эту сторону своей жизни от внимания публики. Но даже при всем этом можно было ожидать хотя бы упоминания имени отца, подарившего Эйнштейну компас. Однако в научной автобиографии присутствуют имена только ученых и философов. Ничего не говорится о переездах из города в город, занимаемых должностях. Лишь однажды вскользь упоминается, что он еврей. Ни слова о воздействии на него политических событий, происходивших в мире, ни слова о его собственном влиянии на мир. С первых же строк автор этого «некролога» погружается в обсуждение самых глубоких и серьезных научных и философских проблем и продолжает почти до конца в таком же духе. Прекрасно осознавая этот недостаток с точки зрения традиционной автобиографии, Эйнштейн внезапно прерывает свои научные рассуждения следующим отступлением:

«И это некролог? — может спросить удивленный читатель. По сути дела — да, хотелось бы мне ответить. Потому что главное в жизни человека моего склада заключается в том, что он думает и как он думает, а не в том, что он делает или испытывает. Значит, в некрологе можно в основном ограничиться сообщением о тех мыслях, которые играли значительную роль в моих стремлениях».

Сделав такое отступление, Эйнштейн даже не останавливается, чтобы облегченно вздохнуть (что можно было бы передать на бумаге хотя бы новым абзацем), и продолжает, теперь уже со спокойной совестью, обсуждать природу физических теорий.

И все же его «Автобиографические наброски», изобилующие математическими формулами и изощренным теоретизированием, бесконечно привлекательны для специалиста. Да и для неспециалиста тоже, если, конечно, последний готов, расставшись с благоразумием, устремиться вслед за автором к вершинам науки. Даже то, о чем Эйнштейн «забывает» упомянуть в своей автобиографии, помогает нам понять, каким он был. Он не ощущал потребности отметить, что такая-то мысль или такая-то идея пришла ему в голову в Берне, Цюрихе, Берлине или Принстоне. И хотя его «Наброски» являются автобиографическими, они лишены «географических» привязок. Они поистине «бездомны». Куда бы Эйнштейн ни уезжал, его мысли повсюду следовали за ним; так какая же разница, куда именно он направлялся. И тем не менее «Наброски» не совсем «бездомны». В них повествуется о единственном в своем роде интеллектуальном событии, которое произошло в выстроенной разумом башне из слоновой кости, — событии, которое потрясло весь мир.