Алая завеса - [2]

— Душа в тексте произведения является синонимом индивидуальности, данной от рождения вопреки генетике и наследственности. То есть характер, приобретённый в результате тяжёлой судьбы, к ней не имеет отношения, как и заимствование индивидом черт родителей. Кроме того, случайность тоже не является синонимом души, поскольку исключает высший смысл и мистическую составляющую.

— В романе затрагивается тема искусства, и речь будет вестись чаще всего о литературе, потому что я считаю её основой как и театра, так и кинематографа.

— Греческая космогония используется в речах о язычестве как одна из наиболее цельных и систематичных.

После всех вышеперечисленных предупреждений и условностей желаю Вам приятного чтения. Надеюсь, роман оправдает ожидания достойных личностей.

Прежде чем повествование непосредственно начнётся, считаю разумным представить главного героя. Павел Леденеев — высокий и мощный молодой мужчина с внушительной, но не тучной фигурой, которая недавно из-за проблем со здоровьем стала гораздо бледнее и будто бы даже меньше. Характер аспиранта философского факультета одного московского вуза всегда отличался консерватизмом, средней долей интроверсии, порой Павлом преувеличиваемой, и тщательно скрываемой нервной вспыльчивостью, вспышки которой окружающие обычно замечали лишь в детстве. В разгар описываемых событий к ней добавились ещё новые странные черты, которые сам человек объяснить себе не мог, отчего и не мог скрыть. Подобные вещи в разном виде так или иначе происходят со всеми людьми, но, разумеется, молодой аспирант принимал свой частный случай за нечто более немыслимое и экстравагантное. Не боясь предрассудков и суеверий, Павел когда-то с теплом относился к христианству и заодно обожал греческие мифы, однако с возрастом несколько охладел и к тому, и к другому, потому не искал защиты у неба. Многие считали Леденеева чёрствым и обжигающе холодным человеком, но большинству он казался вполне милым до случившейся с ним трагедии, поскольку, несмотря на равнодушие, был к ближним лояльным и с подросткового возраста никому не вредил и не мешал. Неоднократно грузный мужчина с недюжинным бычьим здоровьем и силой и помогал не в ущерб себе своим друзьям, да, впрочем, и малознакомым людям. Ему бы стать спортсменом, с его внешностью, но любовь к познанию тайн мироздания влекла разум к гуманитарным наукам. Теперь Павел с чёрной цыганской шляпой на голове допоздна сидит в одном пустеющем московском кафе и томится от смутной тоски. Он уже будто предчувствует, что скоро в его судьбе отразятся встречи с массой странных и отчего-то невероятно умных и похожих на него людей, даже несовершеннолетних, которых молодой философ на первый взгляд случайно притянет в свою жизнь, так же как и множество неожиданных событий, тесно сопряжённых с городскими легендами, о которых парень ещё не имеет понятия. Но в действительности мужчина осознанно ничего не ждёт, а только изнывает от внутренней напряжённости и усталости. Белое марево ярких ламп раздражает глаза Павла и напоминает гной, выдавленный из прыщей адского ночного города, который Леденеев давно лишил своего тепла и наполнил лесной тьмой.

Приятного Вам знакомства, дорогой читатель.

Надеюсь, потраченное на чтение время не пройдёт даром.

С уважением.

Автор романа «Сёстры Лилит».

1

Следовало уходить. То ли природная вежливость, то ли боязливость не давали мне спокойно читать роман, но, кажется, и в самом деле окружающие начали тяготиться моим присутствием. Я всегда старался избегать скандалов, впрочем, в тот день рассуждать о самом себе было ошибкой, ведь ничего достоверного уже не осталось ни в сердце, ни в памяти. Так же как никто из посетителей и персонала вечернего кафе не знал незнакомца за самым крайним столом, так и он не мог с уверенностью вспомнить подробности своего естества. Это состояние впервые посетило его ещё в больнице. После выписки же возникало всё чаще. Хотя стоит сказать, что в любом часу подозрительная серая неуверенность гнездилась на задворках памяти. Говоришь: «Моя диссертация ни капельки не пострадает от случившегося несчастья, уже в больнице по ней осуществлялась самая тщательная работа» или «Григорий Анатольевич, позвольте мне показать вам раздел три ещё раз, а то…» — и на фоне всех высказываний в мыслях вертится: «Ты что-то забыл важное, уверен ли ты, что вообще не ошибся руководителем, темой работы и вообще жизнью? Возможно, всё только кажется твоим? Почему же нет уверенности, что у тебя подлинная биография?»

С соседнего столика поднялась молодая пара — смеющая светленькая девочка и снисходительно улыбающийся тёмно-русый парень.

— Куда же мы пойдём? Надеюсь, не к Марине опять?

— Ну почему сразу к ней? Может, я хотел с тобой сначала пойти в центр?

От неподалёку сидящей пары донеслось неопределённое женское восклицание, выражающее одобрение, разбавленное наивностью молодости, но оставляющее в сознании посторонних неприятный осадок, словно тебя нарочитой громкостью втянули в тягостную беседу.

Тем не менее, после того как стулья рядом опустели, двое студентов стали казаться сердцу почти родными. Появилось чувство утраты. Твёрдое намерение направиться в центр тогда впервые посетило меня. Белые лампы пустым светом ранили обычно многолюдное помещение. Будто гнали отсюда людей.