Алая ярость - [7]

— Здравствуй, мил человек. — Голос у рыбака оказался под стать крепкой массивной фигуре, густой и чуть хрипловатый. — Далеко ли путь держишь через наши края?

— И тебе здоровья, уж не знаю, как тебя зовут. А почему думаешь, что не к вам?

— Да чего такому душегубу у нас делать-то? — неподдельно удивился староста. — Кого ты тут искать можешь, позволь спросить.

Освальд улыбнулся, не удивляясь рассуждениям старосты. Если уж разбираться, то делать в этих краях ему и впрямь нечего. Рыбак из него, как из вот этого морского окуня красная рыба к столу местного дюка.

— Дальше еду, к горам.

— Дивные дела… — староста набил короткую трубочку, затянулся от тут же поднесенной хозяином лучины. — В ту сторону только что проклятый лес.

— Вот туда я и еду, — Освальд отставил свою миску. — А тебе для чего про меня что знать, уважаемый? Никого вроде не трогаю, за ужин рассчитаюсь, не переживай.

Староста пододвинул к нему плоскую тарелку с жареной в ягодах камбалой.

— Не трогаешь-то, оно, конечно, так. Да кто ж тебя знает, что дальше делать начнешь. Ты, мил-человек, не обижайся. Но к двери комнаты твоей поставим ребятишек. Ежели чего ночью чудить вздумаешь, так не обессудь, у нас такого не любят.

— А что входит в чудить? — поинтересовался Освальд, отрывая плавник с хорошим куском мяса. — А?

— Книгами всякими ненужными шелестеть, свечи палить почем зря, рисовать углем на полу и стенах всякие богопротивные вещи и прочее, ну…

— Точно, и как я не додумался сам? — Вкусной камбалы Освальду не расхотелось, но разговор со старостой стал важнее. — А вы, уважаемый, как понимаю, здесь представляете и светскую, и духовную власти?

— Чего? А, вон ты про что, мил-человек. — Староста залез пятерней в бороду. По стенке неожиданно выросло сразу несколько «ребятишек» с короткими зубатыми острогами в руках. — Ну, разве что и так.

— А не боишься, староста?

— Чевой-то мне бояться, ты уж подскажешь, может?

— Да что донесет кто-нибудь на тебя за такое самоуправство? Господа инквизиторы страх как не любят, когда кто-то сует нос в их дела, да еще и без ведома.

— Хм… твоя правда. Вот только, кто ж им донесет-то, а? Уж не ты ли?

«Ребятишки», стоявшие по стенам, разом качнулись к ним и тут же встали. Освальд паскудно улыбнулся и встал, держа в согнутой руке короткий арбалет. Граненый наконечник первого болта смотрел в сторону ближайшего любителя остроги. Барабан под стрелковой частью не пустовал, оскалившись наконечниками еще пяти стрел.

— Отойдите к стойке, рыбачки… — Освальд кивнул головой в указанную сторону. — Вот так. Он у меня небольшой, но дырок в вас понаделает. Садись, староста, поговорим.

Староста еще раз поковырялся в собственной бороде и снова присел.

— На, читай! — Охотник бросил ему грамоту, полученную от Грифа вместе с волосами Тило. Читать староста умел, и чуть успокоился. Документ свидетельствовал о принадлежности Освальда к квесторам, исполнителям судебного волеизъявления в императорских номедах. — Расскажи, что у вас тут произошло. Тот человек, что якобы выгнал в море странную скотину, какой он?

— Его ищешь, мастер квестор? — маленькие глаза впились в лицо охотника. — Чего сразу не сказал?

— А для чего? — Освальд пожал плечами. — Рассказывай. Мне все знать нужно.

— Ты это, мил-человек, не серчай. Как тебя звать-то?

— Освальд меня зовут, староста…

— Cкырк я, значит. Так это, ты не…

— А я и не серчаю, все понятно вроде как.

— Убьешь поганца этого, а? А мы тебе даже, слышь, скинемся.

— Его б найти сначала, а мне даже непонятно как он выглядит. Так сильно досадил что ли, чтобы убивать? — Освальд покосился на мигом появившийся рядом кувшин, из широкого горлышка явственно тянуло темным пивом. — Он останавливался здесь?

— Да… — Скырк снова почесался в бородище. — Досадил…Отсюдова оно все и пошло дальше. За то нас некоторые соседи теперь и не любят. А мы, что, знали чтоль, каков он человек? Пришел в бурю, мокрый, голодный, холодный. Зуб на зуб не попадался, одет в отрепье какое-то, разве что баба с ним хороша показалась, да…

— Какая баба? — Освальд отхлебнул из кружки предложенного пива.

Прислушивающиеся к разговору «ребятишки», все-таки пододвинувшиеся поближе, одобрительно зацокали языками. Видно, что спутница некроманта рыбаков впечатлила. Интересно.

— Она тоже холодная, голодная и мокрая была?

— Ну, а как еще то? — Скырк повел широченными плечами. — Насквозь вся вымокла.

— Да и ладно… — Охотник доел, наконец-то, камбалу. Облизал пальцы и вытер светлым и чистым полотном с вышивкой. Рыба оказалась безумно вкусной. — Так как он выглядел?

— Да, как сказать-то… так, не шибко крупный, хотя и высокий, да… — староста поскреб толстым желтым ногтем нос. — Волосищи длинные, жидкие, белые. Одет в какой-то костюм навроде нашего, что из кожи шьют, только старый и дырявый. Плащ, черный такой, явно дорогой был поначалу, с шитьем, да, золотым.

— Особые приметы какие-то?

— Да баба это его, какая тут еще примета? Одета как портовая шлюха, а один наш сунулся, так она ножик выхватила откуда-то, и располосовала его. Другого, что на помощь кинулся, ногтями по шее прошлась, как кошка. Тот и помер.

— Которого ножом она пырнула? — Освальд прикинул, что встречать в телохранителях девицу ему еще не доводилось.