Аластор - [30]

Осторожно спускаясь по крутому берегу, Ванг Дроссет даже не обернулся, когда остервеневший от ярости Глиннес спрыгнул ему за спину и оглушил медвежьим ударом с размаха в висок. После второго удара, встреченного в падении, голова гетмана едва удержалась на плечах. Ванг свалился лицом в грязь. Наступив вору на затылок, Глиннес заложил ему руки за спину и крепко связал припасенной для этого веревкой, после чего проделал то же самое с коленями и лодыжками. Воспользовавшись головной повязкой Ванга, уже издававшего хриплые булькающие стоны, он плотно завязал ему глаза и рот.

Глиннес вынул из черного сапога гетмана блестящий нож — свой собственный! Завладев чудесным лезвием, он почувствовал дикую радость. Обыскивая Ванга, Глиннес вспарывал карманы ножом, чтобы не задерживаться. В кошельке гетмана нашлись всего лишь двадцать озолей — Глиннес их присвоил. Искромсав подошвы кожаных сапог треванья, он ничего не нашел и выбросил обрезки в воду.

Итак, глава семьи Дроссетов не носил с собой больших денег. Глиннес разочарованно пнул грабителя в ребра. Поднявшись на выгон, он заметил жену гетмана, спешившую к отхожему месту. Взвалив кавута на плечо, чтобы прикрыть лицо, Глиннес решительно двинулся к палаткам Дроссетов. Пока Тинго справляла нужду, он уже заглянул в темно-красную палатку. Внутри было пусто. Глиннес подошел к оранжевой палатке. Тоже пусто. Глиннес нагнулся и зашел внутрь. Сзади послышался голос Тинго: «Жирный кавутик! Да куда ж ты его живьем тащишь? Спятил на старости лет? Его сперва зарезать надо, у воды!»

Глиннес опустил животное на пол и затаился. Продолжая громко возмущаться нерадивостью супруга, Тинго Дроссет зашла в палатку. Накинув ей на глаза головную повязку, Глиннес повалил ее на землю. Тинго заголосила, проклиная неожиданное сумасбродство мужа — она все еще думала, что имеет дело с Вангом.

«Еще одно слово, — зарычал Глиннес, — и я разрежу тебе глотку от уха до уха! Лежи тихо, а не то...»

«Ванг! Ванг!» — взвыла Тинго, не проявляя ни малейших признаков покорности. Глиннес запихнул ей в рот конец повязки.

Плотная, мускулистая супруга гетмана заставила Глиннеса здорово повозиться. Поединок, однако, закончился победой сильного пола — Тинго беспомощно лежала и мычала, связанная, ослепленная повязкой, с кляпом во рту. Глиннес держался за укушенную руку, у Тинго на виске красовался синяк от полученного в отместку тумака. Глиннес сомневался в том, что гетман доверял жене большие деньги, но случаются и более странные вещи. Поэтому он со всей возможной вежливостью обыскал одежду стонущей, хрюкающей, трясущей головой и ногами пленницы — та явно ожидала, что ее станут насиловать.

Глиннес обыскал черную и оранжевую палатки (в оранжевой Дюиссана прятала в углу горстку побрякушек и сувениров), потом темно-красную палатку. Никаких денег он не нашел, да и не ожидал найти — треваньи обычно закапывали ценности.

Глиннес уселся на скамью Ванга Дроссета. Где бы он закопал деньги, будь он гетманом-треваньем? Деньги следовало хранить где-то поблизости, под рукой, в месте, безошибочно обозначенном ориентиром — столбиком, камнем, деревом, кустом. При этом тайник должен быть постоянно на виду — Ванг вряд ли полностью доверял своим отпрыскам. Глиннес вертел головой, пытаясь увидеть стойбище глазами его обитателей. Прямо перед ним над костром кипел большой котел, рядом стоял грубо сколоченный стол с парой скамеек. В стороне, в нескольких шагах, на земле чернело пятно, когда-то выжженное другим костром. Разводить огонь, казалось бы, удобнее было на старом кострище, а не там, где теперь шипел и плевался котел. «У треваньев странные привычки, — подумал Глиннес. — Например, на Рэйбендери...» Глиннес отчетливо вспомнил следы стойбища на своем острове — в частности, необъяснимую яму посреди погасшего костра.

Глиннес понимающе кивнул. Вот как. Поднявшись на ноги, он подошел к костру. Отодвинув треножник с котлом, он разбросал горящие поленья и угли старой лопатой с обломанным черенком. Спекшаяся земля под кострищем легко подавалась. Сантиметрах в пятнадцати под поверхностью лопата наткнулась на чугунную пластину. Глиннес вырвал пластину — под ней был слой сухой слежавшейся глины, его тоже пришлось расколоть и удалить. Под слоем глины обнажился верх глиняного горшка. Глиннес выкопал горшок — в нем лежала толстая пачка красно-черных банкнот. Глиннес удовлетворенно кивнул и засунул озоли в карман.

Кавут, выбравшийся из палатки, безмятежно щипал траву неподалеку. Глиннес собрал свежий помет кавута в горшок, поместил горшок в яму и по мере возможности восстановил костер в том виде, в каком он его нашел — скоро языки пламени снова облизывали булькающий на треножнике котел. С первого взгляда трудно было заметить какие-либо изменения.

Взвалив на плечо невозмутимого кавута, Глиннес вернулся по выгону туда, где оставил лодку. Ванг Дроссет, по-видимому, давно пытался освободиться от пут, но преуспел только в том, что скатился ниже по откосу, наполовину погрузившись в грязь у кромки воды. Глиннес самодовольно ухмыльнулся — награбленные богатства гетмана лежали у него в кармане. Пинать корчившегося в грязи бандита больше не хотелось. Связав кавуту ноги и положив его на корму, Глиннес оттолкнул лодку от берега и вскочил в нее. Не далее, чем в ста метрах росла раскидистая казурма, вытянувшая над водой корявые ветви. Глиннес подвел лодку через тростники к воздушному корню старого дерева, привязал носовой фалинь и взобрался по корню к стволу, а затем в развилку ветвей. Через просвет в листве отсюда был виден лагерь Дроссетов. В нем было тихо.