Аландские каникулы - [6]

— Тебя послушать, — проворчал Новиков, — так один ты ищешь новое, а другие…

— Слышу, слышу высокоученый голос из Комиссии по контактам!

— Не обижайся, Илья. Я хотел сказать…

— Не обижаюсь. Привык… Поиск нового у нас отождествляют с совершенствованием техники поиска. И бросают на эту технику больше сил, чем на сам поиск.

— Но без соответствующего уровня техники открытие не состоится. Вспомни Ломоносова: гениально предугадал, что луч света может отклоняться полем. Однако потребовалось два с половиной века, чтобы появилась техническая возможность создать телевизор.

— Великие идеи всегда — в той или иной степени — перерастают свое время… Но вот другой пример, раз уж тебе так нравятся исторические параллели. Древние римляне были великолепными строителями, но мыслить они не умели. Вернее — искать. Они строили водопроводы огромной протяженности, но как строили? Чтобы все время был уклон от источника к потребителю! Воздвигали в долинах высочайшие мосты — лишь бы не потерять высоты…

— Просто они не подметили в природе сообщающихся сосудов.

— Вот-вот! Не хватило наблюдательности. Зато у них были технические возможности, столь дорогие твоему сердцу.

— Ладно. Не о римлянах речь. У меня нет никаких сомнений, что мы овладеем тау-энергией. Мы научимся ее аккумулировать и трансформировать.

— Да и я не сомневаюсь, Алеша… В конце концов — научимся. Но, пока не поздно, надо хорошенько подумать.

— О чем?

— О последствиях. Нас захлестывает практицизм. Извечно свойственная человеку нетерпячка. Давай скорей, гони, а там видно будет!..

— Каких последствий ты опасаешься, Илья?

— Видишь ли, я не уверен, что тау-энергия нужна уже сейчас. Мы к этому не готовы.

— Ну, само собой, для ее трансформирования придется создать…

— Я не об этом, Алеша. Мы не готовы прежде всего теоретически. Представь, что ты выбрал шляпу, которая тебе удобна, к лицу и так далее. И тут тебе говорят: «Дорогой товарищ, эту шляпу ты сможешь носить лишь в том случае, если мы тебя предварительно с ног до головы закуем в латы».

— В латы? — удивился Новиков. — Что-то я не понимаю.

— Хорошо. Без иносказаний. Доказано, что тау-энергия пригодна для преобразования в биохимическую, верно? Впрочем, что спрашивать, ты же первый и обнаружил это. — Буров усмехнулся. — Так вот: нужно ли затевать грандиозное техническое перевооружение, приспосабливать всю машинную цивилизацию к тау-энергии, если эта энергия дает возможность непосредственной жизнедеятельности?

Новиков сел на койке и уставился на собеседника. Сухощавое лицо Бурова было спокойно, глаза слегка прищурены. Он покусывал согнутый палец.

— Ты хочешь сказать… ты хочешь, чтобы мы заряжались от… столбиков?

— А почему я должен, как корова, жевать и глотать? — сказал Буров. — И тратить драгоценные часы на сон? Да я хоть сейчас готов поменять свой дурацкий кишечник на компактный тау-преобразователь!

— Ну, нет! — Новиков коротко и решительно взмахнул рукой, — Я не хочу тереться контактной пряжкой о столбик. Хочу испытывать удовольствие от еды и отдыха. Хочу остаться человеком.

— Удовольствие от еды! — с иронией повторил Буров. — Сколько в тебе пещерного, Алешка… Мой человек не похож на твоего, это верно. Твой — разновидность животного.

— А твой? Сплошной мыслительный аппарат, так, что ли? Еда, сон — ничего этого не надо, размышляй да складывай до кучи продукты мышления. Веселенькое будущее, черт побери, ты приготовил человечеству!

— Что ты вдруг раскипятился? Вот ведь заикнись кому-нибудь, что можно без еды. Успокойся, никто не отнимает у тебя жареного барашка.

— При чем тут барашек? Просто я вспомнил, как там, на Бюре… Понурая очередь… предъяви жетон, подходи заряжайся… Нет, Илья, все что угодно, только не это! Придумай что-нибудь другое.

— Видишь, я был прав, когда говорил, что мы не готовы. Ладно. Остается надеяться, что потомки будут умнее нас. Они отбросят все, что мешает человеку быть человеком.

Спор прекратился так же внезапно, как и начался. Дождь усердно барабанил по палатке. Новиков оглянулся на Витьку и встретил его пристальный взгляд.

«Навострил уши, — подумал Новиков. — Напрасно мы при нем…»

— Лиза, сейчас же прекрати беготню! — закричала Тося. — Идите все сюда, посидите в тени.

Подбежала худенькая девочка-подросток. У нее было смуглое оживленное лицо, в карих глазах плясали озорные чертенята.

— Мама, мы играем в сепст-футбол, — сообщила она скороговоркой. — У меня уже два раза выпадала семерка, разреши, мы еще немного…

— Нет, — сказала Тося своим низким голосом. — Ты вся потная, сядь в тень. Галя, Бригита! Я кому говорю?

Прибежали еще две девочки-близняшки, за ними вприпрыжку примчался Витька. Они шумно препирались, Витька доказывал, что не задел мяч ногой, а близняшки настаивали на обратном.

Вообще с тех пор, как прилетел Заостровцев со своим многолюдным семейством, островок, облюбованный Новиковыми, стал, наверняка, самым шумным в архипелаге. Лиза — старшая дочь Заостровцевых — ни минуты не могла усидеть на месте, она была неистощима на выдумки, затевала всякие состязания — кто кого перегонит, перетанцует, перекричит, переплюнет. Младшие сестрички нисколько не уступали ей, и Витька, глядя на девочек, тоже стал какой-то шальной.