Аль-Амин и аль-Мамун - [9]
— Смотрю я, друг, ты будто какой философ или святой отшельник! — перебил его бродяга. — Что до меня, то, если можешь, посели меня в Замке Вечности, сделай придворным певцом халифа, флейтистом или поэтом, а когда придет беда — уж как-нибудь господь вызволит! Или лучше сделай меня солдатом на жалованье, как ты сейчас, а сам будь моим начальником! Вместе тогда пойдем на войну и вернемся с богатой добычей и пленными красавицами… — он закашлялся и, не договорив фразу, рассмеялся.
— Если вернешься живым, — заметил солдат, качая головой.
— Почему ты не пошел в поход на Самарканд против Рафи Ибн аль-Лейса[21]? — продолжал бродяга. — Ведь эмир правоверных уже выступил туда два месяца тому назад. Может, ты не веришь в нашу победу?
— Будущее ведомо только господу, — пожал плечами солдат. — А идти нам или нет — решают наши начальники. Имей в виду, что ар-Рашид в этот поход пошел совсем больной, а за себя в Багдаде сына своего, Мухаммеда аль-Амина, оставил. А у этого юноши душа широкая, щедрая, и властью он не хуже отца сумеет распорядиться. Я думаю, это и вам на руку, потому что вижу: старший ваш, аль-Хариш, стал очень близок ко двору, будто каким вельможей заделался.
— Кажись, так, — согласился бродяга. — Да только не будет нам удачи, пока… — он оглянулся по сторонам и понизил голос до шепота, — пока аль-Амин халифом не станет. Вот тогда, быть может, позавидуешь мне, что я бродяга, как сейчас завидую я тому, что ты солдат.
Тут он повернул голову в сторону сада и воскликнул:
— Чую, рыбой жареной пахнет!
Все то время, пока они говорили, Симан настраивал лютню. Меж тем ночь окутала все своим черным покрывалом, и в темноте стал виден горящий неподалеку костер и поднимающийся над ним дым. Вдруг Симан выронил лютню и закричал:
— Ах, я же совсем забыл про рыбу!
Ему понадобился светильник, и он бросился к вделанной в стене подставке. Поправив фитиль пальцем, Симан принялся разжигать светильник. Для этого он схватил кресало, положил на кремень трут и ударил по нему стальным кресалом. Брызнула искра, и трут загорелся. Виноторговец поднес к нему спичку с серной головкой, которая тут же вспыхнула, и с ее помощью зажег светильник.
Пока Симан был занят высеканием огня, бродяга устремился к костру и, не обращая внимания на огонь, подхватил рыбину. Так же бегом он вернулся к солдату, положил рыбу на лепешку, сам уселся и закричал хозяину:
— Ну-ка, неси две чаши кутраббульского!
— Нет у меня такого вина, — мрачно отозвался Симан, — но я напою вас настойкой из изюма на меду.
Он принес настойки и подал им, стараясь держаться приветливо и услужливо, а в душе моля всевышнего поскорее избавить его от этих гостей.
А бродяга с солдатом лишь беззаботно попивали вино, посмеивались и никуда, по-видимому, не спешили, так что Симану ничего не оставалось как присоединиться к их веселой компании.
Глава 3. Богослов Садун и аль-Хариш
Они все так же смеялись и шумели, когда вдруг услышали голос какого-то человека, выкрикивающего:
— Свежая рыба! Отборная! Отдаю по дешевке!
Так кричали разносчики в те времена. Бродяга вскочил со слогами:
— Ну, вот и выпал счастливый случай рассчитаться с тобой, хозяин Симан!
Он достал из торбы камень, вложил его в пращу и вышел из лавки, на ходу крикнув Симану:
— Поспеши-ка за мной, будешь подбирать рыбу!
Симан решил, что бродяга сейчас убьет беднягу торговца. Движимый жалостью, он бросился следом и успел схватить своего гостя за руку, помешав ему метнуть камень. Затем Симан бросил взгляд на разносчика, шедшего по дороге. Ему с трудом удалось разглядеть того в сгустившейся темноте. Заметно было только, что разносчик — человек бедный: ноги — босые, руки — голые, тело едва прикрыто рваной одеждой, на голове чалма, а на ней соломенная плетенка с поблескивавшей в темноте рыбой.
Бродяга скинул с себя руку Симана.
— Не мешай мне, — сказал он, — я тебе за одну рыбу две верну.
— Пожалей ты этого несчастного, не убивай его, — взмолился Симан, — а мне ничего не нужно!
— Не бойся, — рассмеялся оборванец, — я только рыбу камнем собью, а человека и плетенку даже не задену, сам увидишь.
Раскрутив пращу, он метнул камень, который попал точно в товар, лежавший поверх чалмы торговца; несколько рыбин упало, но торговец продолжал свой путь, ничего не подозревая, — в самом деле, бродяги были весьма искусны в метании камней.
В руке у торговца рыбой была лепешка, и бродяга предложил Симану:
— Хочешь, я выбью у него и эту лепешку?
Слова его случайно достигли ушей разносчика, и он обернулся. Ужас отобразился на его лице при виде бродяги с пращой, и, бросив лепешку на землю, с криком: «Возьми ее, только меня не трогай», он пустился бежать со всех ног. Бродяга, громко хохоча, бросился за ним и вскоре воротился с двумя рыбами и лепешкой. Дивясь про себя такой ловкости, Симан взял рыбу и понес к огню — жарить, вновь моля господа поскорее избавить его от столь опасных посетителей.
И вдруг всевышний словно внял его мольбе: не прошло и минуты, как послышался стук подков и звон упряжи — звуки, внезапно оборвавшиеся у садовых ворот.
Разговор смолк, бродяга и солдат застыли в напряженном молчании. Симан повернулся к воротам и сквозь густую пелену разъедавшего глаза дыма увидел высокого, чуть сутуловатого человека, облик которого внушал глубокое почтение. Голова вновь прибывшего была повязана большой черной чалмой, наполовину скрывавшей его высокий лоб; джубба
События исторического романа «Сестра Харуна ар-Рашида» связаны с эпохой расцвета и могущества крупнейшей феодальной империи Ближнего Востока — Аббасидского халифата. Действие романа датируется 803 годом. Действующие лица, за исключением третьестепенных, существовали на самом деле: халиф Харун ар-Рашид, его сестра Аббаса, знаменитый визирь Джаафар аль-Бермеки, наследник престола аль-Амин со своими приближенными.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
Это исповедь умирающего священника – отца Прохора, жизнь которого наполнена трагическими событиями. Искренне веря в Бога, он помогал людям, строил церковь, вместе с сербскими крестьянами делил радости и беды трудного XX века. Главными испытаниями его жизни стали страдания в концлагерях во время Первой и Второй мировых войн, в тюрьме в послевоенной Югославии. Хотя книга отображает трудную жизнь сербского народа на протяжении ста лет вплоть до сегодняшнего дня, она наполнена оптимизмом, верой в добро и в силу духа Человека.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.