Аль-Амин и аль-Мамун - [10]
При виде незнакомца Симан сразу же решил, что тот принадлежит либо к сабейской[24] знати, либо к сословию сабейских богословов, и удивился его приходу, зная, что подобные люди не заходят на постоялые дворы. Бродяга и солдат посторонились, а Симан устремился навстречу гостю и низко склонился перед ним, ожидая приказаний.
Незнакомец заговорил тихим низким голосом:
— Это ведь постоялый двор Симана, не так ли?
Торговцу приятно было слышать свое имя в устах знатного человека.
— Точно так, мой господин!
— Есть ли в твоем саду место, где можно расположиться на отдых? — спросил пришелец.
— К вашим услугам, мой повелитель, — ответил Симан, — пожалуйте за мною.
И Симан повел сабейца в один из укромных уголков сада. Тот последовал за ним, отдавая на ходу следующее распоряжение:
— Если сегодня вечером придет аль-Хариш и спросит богослова Садуна, скажи, что я жду его здесь.
Бродяга и солдат стояли в дверях лавки, разглядывая нового гостя. Бродяге казалось, что он уже видел его где-то раньше, а когда он услышал имя аль-Хариша, предводителя бродяг, то вздрогнул и мигом вспомнил, что встречал богослова именно у аль-Хариша и не единожды. Он тотчас смекнул, что ему разумнее будет убраться из этого места прежде, чем здесь появится аль-Хариш собственной персоной.
И бродяга скрылся, а солдат решил остаться, надеясь разузнать все, что возможно, о будущей встрече незнакомца с аль-Харишем, — ведь такое не часто случается на постоялых дворах за пределами города. Он уселся на подушку, лежавшую на циновке возле стены, примыкавшей к саду, положил меч на колени и стал напряженно вслушиваться.
Что касается Симана, то он был рад как самому сабейцу, так и будущему приходу аль-Хариша: ведь если они соберутся поужинать или захотят выпить, то тогда он возместит весь ущерб, понесенный в этот вечер. Размышляя таким образом, Симан мелкими шажками семенил впереди богослова, который из-за своего высокого роста боялся зацепиться чалмой за ветви и потому шел медленно, пригибая голову. Наконец они приблизились к каменной скамье, стоявшей на берегу канала Джафара под сенью развесистого дерева.
На скамье лежала циновка с двумя подушками, на которую торговец и усадил богослова, а сам кинулся назад, чтобы принести из лавки светильник. Вернувшись, он поставил светильник возле скамьи, на пень, оставшийся от давно срубленного дерева, и спросил Садуна — так себя назвал богослов, — не желает ли он чего-нибудь поесть или выпить.
— Нет, благодарствую, — отвечал богослов, сидевший облокотясь на одну из подушек и положив рядом свой посох. Он извлек из рукава маленький мешочек и положил его перед собой.
Симан пошел обратно, а богослов остался сидеть, перебирая длинными пальцами бороду и прислушиваясь к скрипу колодезного колеса, которое вращалось где-то неподалеку.
Вернувшись в лавку, Симан достал другой светильник, зажег его и тогда только увидел солдата. Симан спросил, где же его товарищ.
— Сбежал, — ответил солдат, — видимо, главаря своего, аль-Хариша, испугался. Ну, а что сабеец? Он тебе, пожалуй, возместит весь сегодняшний убыток?
— Дай-то бог!..
— Ах, уж верно по важному делу встречается сегодня этот человек с аль-Харишем, — продолжал солдат.
— Твоя правда, — согласился Симан. — Эти сабейцы все как один — колдуны и звездочеты, для них нет ничего сокрытого. Может, аль-Хариш потому и славится умением узнавать чужие тайны, что прибегает к искусству этого провидца.
Солдат кивнул в знак согласия и умолк, опасаясь в душе, что Садун догадается, о чем он, солдат, здесь говорит, и тогда накажет его. А Симан отвернулся и стал убирать с пола остатки еды и питья, готовясь к приходу аль-Хариша. Внезапно громко заржал мул сабейца, оставленный у ворот под присмотром слуги; вдали раздалось ответное ржание, и Симан обрадовался. Звуки приближались, стал слышен звон подков, и вот у садовых ворот всадник осадил свою лошадь. Впереди бежал слуга в одежде бродяги.
— Эй, хозяин Симан! — крикнул он.
Симан поспешил навстречу.
— Здесь я!
Он бросил быстрый взгляд на всадника — тот был одет богато: на нем был расшитый золотом плащ, доходящие до колен штаны из дорогой ткани, на голове красовался невысокий шлем, поверх которого была повязана чалма; на поясе висел меч; сандалии с ремешками из цветной кожи плотно сидели на его ногах.
— Приехал к тебе богослов Садун? — осведомился слуга.
— Да, — ответил Симан, — он в саду.
Поняв по всему, что всадник и есть аль-Хариш — предводитель бродяг, Симан приблизился, взял лошадь под уздцы и, придерживая стремя, помог новому гостю спешиться.
