Акулы из стали. Последний поход - [11]

– Да что там сложного? Вот какие рецепты ты знаешь несложные?

– Вот, например, пельмени! – торжественно объявил Саша, подняв над головой тощий пельмень, безжалостно проткнутый вилкой. – Мой рецепт такой: возьмите жену, фарш и муку…

– Саша-а-а! Фу-у! Ну что за сексизм! А если у тебя нет жены? – не выдержала простоты рецепта Юля.

– Чо, проблема жену найти? – искренне удивился Саша.

– Ну не для пельмений же!

– А для чего ещё? Юля, я тебя вообще не понимаю, а для чего ещё жена-то нужна?

– Костя! Скажи ему!

– Э-э… – замер Костя. – Любовь?

– Вот! Видишь, Саша! – Юля не заметила, как Костя облегчённо вздохнул, от радости, что разгадал этот ребус с первого раза.

– Не, Юля, как говорится в русской народной поговорке, любовь приходит и уходит, а пельменей хочется всегда! – и Саша ловко увернулся от брошенной в него Юлей котлеты.

Выпили за дам, ещё раз за дам и опять за них же. По старой, в общем, морской традиции: «Первую – за виновника, вторую – за родителей, третью – за тех, кто в море, и с четвёртой по тридцать восьмую – за дам».

– Пора с Уксусом гулять! – объявил Саша. – Может, кто хочет?

Хотели все. Уксус был огромным, чёрным и страшным, как апокалипсис, но добрейшей души псом, прямо как Владимир Ильич в книжке «Детям о Ленине» издательства «Малыш» 1973 года. Поэтому все и пошли сначала за Уксусом и верхней одеждой в спальню.

– Бля! – не выдержала Юля, распахнув дверь.

– Ура! – не выдержал я, заглянув в комнату через её плечо.

Уксус лежал посреди комнаты, зажав передними лапами «Книгу о вкусной и здоровой пище», и ел её. Кормил-то Саша Уксуса лучше, чем себя, но зубы у того чесались, а вещи в доме грызть ему было строго-настрого запрещено. Но книга была новой, пахла магазином, поездом, автобусом и Юлиными духами, но никак не домом, поэтому Уксус вполне логично решил, что на неё-то запрет уж точно не распространяется.

– Чему ты радуешься, дурак! – ткнула меня Юля локтем.

– Тому, Юлия Владимировна, что теперь он мне её точно не подарит!

– Облом, да, – вздохнул Саша, – тогда пену для бритья придётся. Уксус! Ты это, не чавкай хоть! Вдумчиво жуй-то! Из самого Питера угощение приехало, не абы что тебе!

– Дураки дурацкие! – надулась Юля.

Уксус водил из стороны в стороны глазами цвета перезрелой вишни. Он понимал, что что-то не так, но никто же на него не ругается, в чём тут тогда дело? А, подумал Уксус, это же крайне неинтеллигентно – есть одному! Он аккуратно (из Питера же привезли) взял книгу своими зубищами, поднёс её к Юле (видимо, потому что она выглядела самой огорчённой), положил к её ногам и махнул головой. Мол, угощайся, сестрёнка!

– Ты мой умница! – обхватила Юля собачью голову. – Одна пойду с тобой гулять! Пусть дураки эти пьют сидят!

– Дык эта, – не понял Костя, – мы тогда это… танцы начнём! Позажигаю тут без тебя!

– Мне пофиг! Я Уксуса одного теперь люблю! – и Юля захлопнула входную дверь.

– Не, ну в чём логика-то? – не понял Костя.

– В Юле, Костян, в Юле! Пошли танцевать!

Хороший вышел тогда день рождения. Хотя я плохого праздника в те времена и не помню. В чём тут дело, не сразу и поймёшь, но думается мне, что в простоте отношений и любви к жизни, не сочтите за высокопарность. Вот вы как живёте, например? Так, как будто жить будете вечно, – правильно? И друзья ваши будут жить вечно, и родственники… Поэтому обязательно нужно соблюдать все эти условности: пригласил меня друг (брат, дядя) на день рождения – надо идти. Но перед тем как идти, надо же ещё обязательно спросить: «А что же тебе подарить, дорогой мой друг (брат, дядя)?» Предположив тем самым, что именно за этим-то он вас и позвал, чтоб вы ему что-нибудь этакое подарили. А если не позвал? Тогда надо сидеть гордо дома и дуться, лишь написав ему смс или позвонив.

Мы эти условности в те годы отметали как несущественные погрешности в правилах хорошего тона. Да и до сих пор многие из нас их и не придерживаются. Вспомнил, что у друга день рождения, – положил банку тушёнки или бутылку спирта в карман и пошёл поздравлять. Нет тушёнки и спирта? Так пошёл ну или нашёл дома какую-нибудь абсолютно нужную (по твоему мнению) твоему другу вещь, вытер с неё пыль и понёс. Вот так и ходили – праздник, например, шестнадцатого числа, а с двенадцатого по двадцатое к тебе все ходят. Кто как вспомнил, так и пришёл, если ты заранее всех не оповестил о дате сбора. Поэтому приходилось объявлять, да, чтобы хотя бы сузить поток до пары дней. А ещё, помню, пытались мы договариваться, что ходим без подарков в гости. Принципиально, чтобы прекратить этот бессмысленный круговорот пен для бритья в природе северных морей.

– Шовкат, это что?

– Вот. Лосьон тебе после бритья принёс. В подарок!

– Шовкат, ну мы же договаривались!

– Не, ну не по-русски как-то с пустыми руками идти!

– Шовкат. На секундочку. Ты – узбек, блядь!

– Ну мы же в России!

– А логика-то где?

– Логика? А в Юле!

Сколько раз потом икалось этой Юле после того праздника – даже сложно представить! Хотя это всё было, конечно, безотносительно к её личности. Она на первый взгляд производила впечатление легкомысленной и ветреной стрекозы, но до того случая, как её мужа Костика обожгло паром и он лежал в барокамере в реанимации несколько суток, а она дежурила под дверями все эти дни с осунувшимся лицом и потухшими глазами. Как её ни уговаривали пойти и отдохнуть, как ни просили и врачи, и мы, её друзья, – она категорически отказывалась отходить от госпиталя. Один Саша, когда приводил ей Уксуса, мог заставить её пойти с ним погулять. Только после того, как Костик пошёл на поправку и ей разрешили с ним поговорить, только после того, как она сказала ему, что любит его и ни за что на свете не оставит, она просветлела лицом и убежала домой по своим легкомысленным делам. Вот такая вот на первый взгляд стрекоза с книгой о вкусной и здоровой пище из самого что ни на есть Петербурга.