Акула пера - [84]

— Как все запущено, — пробормотала я и рассказала о наших ночных приключениях и о грустном завтраке в семье Траубе.

Правда, когда я рассказывала о завтраке, Ромка хихикал, хотя я ничего смешного не видела. Надоела мне уже вся эта семейка хуже горькой редьки.

— А откуда у Федора Аполлинарьевича такие дорогие картины? — спросила я Сергея Ивановича.

— Ну он ведь прожил жизнь, — ответил Кряжимский, — у него были знакомые, у них свои знакомые, Это же один круг.

— Типа клуба по интересам, — встрял Ромка, и Маринка ему погрозила пальцем.

— Ну вроде того, — согласился Сергей Иванович. — Не нужно к тому же забывать, что все эти художники стали известными и дорогими далеко не сразу. Они долго были неизвестными, бедными. Широко распространена история про тех же Гогена и Ван Гога, как они расплачивались своими картинами с какими-то трактирщиками, продавцами красок. Был такой торговец красками, его называли папаша Танги. К нему ходили все будущие знаменитости…

Я решила прервать Сергея Ивановича, так сказать, в полете. Если он начинал говорить о художниках, то обычно это кончалось за полночь.

— А что вы знаете о жене Траубе? — спросила я у него.

— Вы о явлении привидения? — покачал головой Сергей Иванович. — Но Траубе же старый человек, ему могло и… как бы это сказать…

— Померещиться, — подсказала Маринка. — Ему и померещилось, мы с Олей сами видели, как раз когда она собралась выть на луну.

Ромка вытаращился на меня, Виктор усмехнулся, Сергей Иванович откровенно растерялся.

— Мариночка шутит, — с неявной угрозой произнесла я, но Маринка все поняла правильно. Она засуетилась и, взяв кофеварку, удалилась по своим делам.

— Так что там о жене? — напомнила я Сергею Ивановичу.

— Она была артисткой нашего драмтеатра. Это все, что я знаю.

— Хорошо, — немного подумав, сказала я, — а по поводу картин — их кто-нибудь оценивал? Ведь, чтобы украсть эти картины, нужно сперва о них узнать, потом узнать их стоимость. Рыночную, так сказать. Я, конечно же, понимаю, что они бесценны, — быстро договорила я, вспомнив выпады Федора Аполлинарьевича по поводу этих картин.

— Их выставляли один раз в нашем музее. Был у них однажды такой заезд по частным коллекциям, — ответил Сергей Иванович. — Потом все заглохло, но картины выставлялись, и поэтому о них известно и у наших искусствоведов, и… и, наверное, у преступников.

— Следователь, наверное, искал ваши связи и среди преступников, — сказала я.

— Да, искал. И не нашел. Зато нашел мою связь с пресс-секретарем губернатора и сразу поскучнел, — сказал Сергей Иванович.

На этом наш разговор и закончился, а я приняла два решения. Точнее, одно: ехать. Но в два места.

Когда все вышли из кабинета, я закурила и задумалась на тему, куда ехать в первую очередь. Получалось, что в музей.

Влетела в кабинет Маринка.

— Ну что делать будем? — спросила она меня. — Предлагаю купить бутылку чего-нибудь легкого, но не кислого и после работы поехать к тебе. Нам нужно отдохнуть после всего, что было.

— У меня другая программа для отдыха, — сказала я.

— И какая же? — с подозрением поинтересовалась Маринка.

— Едем сперва в музей, потом в драмтеатр.

— А надо? — Маринка поморщилась и жалобно посмотрела на меня.

— Если хочешь, можешь остаться, — равнодушно ответила я. — Я возьму с собой Ромку.

— Рано ему еще серьезными делами заниматься, — солидно ответила Маринка. — Молод мальчик.

— Значит, решено.

Глава 10

Наш музей живописи был основан давно. И здание у него старое. Глядя на него снаружи и изнутри, казалось, что если здесь и есть что-либо, сделанное в последние двадцать лет, так это только омоновцы, охраняющие здание.

Мы с Маринкой спросили, как нам пройти к директору, пошли по длинным светлым коридорам, уставленным старой мебелью и увешанным картинами. Директор, как ему и положено, должен был находиться за дверью с большой вывеской «Секретарь». Секретарь за дверью обнаружился, а директор, как нам сказали, уже три дня как уехал в Москву за деньгами на ремонт.

— Он их должен привезти в чемодане? — решила пошутить Маринка, но старая тетка, работавшая здесь секретарем еще, наверное, во времена если не царя Гороха, то Иосифа Виссарионовича точно, подозрительно прищурилась на нас и холодно спросила, а чего, собственно, нам угодно?

Пришлось показывать ей удостоверение, бить Маринку под столом ногой и улыбаться, улыбаться, улыбаться.

Много наулыбаться мне не дали. Секретарша, выслушав мою просьбу, покрутила морщинистыми пальцами диск телефона, сказала в трубку несколько фраз и положила трубку на место.

— Вам нужен искусствовед, — сиплым голосом недовольно и все еще настороженно проговорила она. — Пройдите в кабинет номер тридцать три. Там, увидите, сидят наши девочки. Поговорите с ними.

Мы вышли. Маринка выдержала только два шага и сразу же начала мне объяснять, какая противная тетка эта секретарша. Я молчала, думая о других тетках, с которыми нам еще предстоит встретиться в тридцать третьем кабинете.

Кабинет мы нашли довольно-таки быстро. Дверь в него была приоткрыта, и мы, заглянув туда, увидели трех дам, пьющих чай и заедающих его сушками.

— Продолжение следует, — проворчала Маринка. — Сейчас нас отфутболят еще в какой-нибудь кабинет. И будем ходить до ночи. А потом нас просто выгонят.