Актриса - [98]

Те и не думали отпускать. Напрягшейся ладонью он резко и неожиданно ударил по бицепсам тянувшей руки, и та, дернувшись, ослабла и отпустила. Он успел удержать Корнелию за талию, чтобы она не упала, так как второй тянувший чуть не увлек ее за собой. В это же мгновение он увидел несущийся ему справа в глаз кулак. Он успел оттолкнуть ее легко, но сам уклониться уже не успел. Удар попал куда-то в скулу, но задел и глаз. Из которого что-то посыпалось. Он хотел присесть, но в эту секунду первый чем-то сильно ударил его по голове. Он зашатался, впечатление, как будто накрыли кувалдой. Но все же устоял, когда второй ударил ногой со всего размаха в живот и, когда он оседал, каблуком в лоб.

Он услышал крик Корнелии. Понял, что проиграл. Теперь не подняться — и на ее глазах. Сил бы. Потом его добивала вся компания. Все порезвились. Но он уже ни на что не реагировал.

Сознание уплыло куда-то в неясное. «Моя птичка, Корнелия, моя возлюбленная царица, моя любовь и мой ожог, мой вздох и воздух, моя мечта и мысль. Моя любовь, страсть к тебе приносит гораздо больше боли… чем эти щипки (от которых, правда, я не чувствую ни одной части своего тела). Вот я перед тобой, какой есть, бедный, без имени, с простой работой, без титулов и связей, без богатства и родословной, в обычной одежде, без гарантии в будущем, но безумно любящий тебя, страдающий и жаждущий. Так никто в мире не любил никого. И весь мой недостаток — имя. Как я люблю тебя. Такого чувства…»

Он очнулся на переднем сиденье машины и одним глазом (второй он не мог раскрыть) увидел ее. Она сидела за рулем. Он так и не понял взгляда, которым она смотрела на него.

— Можно я поведу?

Филипп попытался сказать, но горло было чем-то забито и он только кивнул. «Забрал девушку называется», — грустно пошутил он. Откинув голову, он смотрел на нее. Она перехватила взгляд:

— Я спала с ними когда-то.

Он невольно сглотнул половину того, чем было забито горло.

— Куда? — спросила она уже в Городе. Он показал рукой.

Потом она добавила:

— Может, в больницу?

Он резко закачал головой. Откуда такие деньги — платить в этих бешеных госпиталях.

Она затормозила машину около его дома. Он каким-то образом выбрался сам и наконец-таки сплюнул сгустки крови, заполнявшие рот.

Но не удержался и опустился на колени. Она быстро вышла, помогла подняться и, поддерживая, повела. Филипп боялся, что она испачкается, касаясь его, но колющая боль в боку затмила все мысли.

Они поднимались на третий этаж без лифта. На втором он подумал, что, даже если в него сейчас начнут стрелять из автомата, он не пройдет по этим ускользающим ступеням еще один этаж. Но с ее помощью и поддерживающим взглядом дошел. Она завела его в маленькую ванную, умыла ему лицо — неумело, было видно, она никогда ни для кого этого не делала. Филипп хотел закричать, но побоялся ее испугать. Потом довела до кровати и опустила на нее. Он прерывисто дышал и одним глазом смотрел на нее. (Почему-то сейчас вспомнив, что Толстой писал о Кутузове: «Он открыл глаз и посмотрел на вошедшего».)

Ее костюм из светло-кофейного превратился в кроваво-кофейный. Он опустил взгляд. Потом почему-то она стала смуглого мрамора, ее кожа.

Она опустилась рядом голая, касающаяся телом его ран. Филипп поплыл. Тихая-тихая сладкая радость — она делала что-то сама.

Еще одна волна, скрутившись в шар, накатилась и разбилась. И он забылся до утра.

Проснулся он уже один. Где была она, на подушке лежала бумага: «Филипп, не звони больше, не приезжай, это ни к чему».

Он отвел взгляд, и что-то покатилось из его глаза.

Я снял трубку и позвонил ей в четыре часа дня. Она не спала.

— Я вас узнала.

— Очень приятно, — сказал я. Подумав, что наконец сегодня…

— Но, к сожалению, сегодня не получится, я очень занята. Хотите, попробуйте позвонить к уик-энду. Может, я найду полчаса, мы поговорим где-нибудь в баре.

— Хорошо, я попробую, — сказал я, проклиная ее и себя.

После этого я звонил еще несколько раз и каждый раз она была чем-то очень занята — то полетами, то встречами, то вечеринками, то съемками, то выходами.

В конце концов эта идиотка мне надоела.

За два дня до 25 декабря я с одной очень красивой девушкой (родившейся в Европе) собрался идти на вечеринку для моделей ведущего агентства «Форд», устраиваемую в честь Рождества в дискоклубе «Ксилофон». Знакомый фотограф дал мне пригласительный билет. Мы приехали к девяти часам, заплатили 30 долларов за вход, сдали ее шубку на вешалку, за которую попросили расписаться, и прошли в зал. Сам клуб был деревянным большим сараем, но считался модным и элитным в это время. Люди пили, курили, танцевали, кричали друг другу, гремели колонки, блистали наряды, модницы. Моя спутница привлекала всеобщее внимание. Она была в шелковом золотистом платье, которое еще больше подчеркивало ее мягкую смуглую кожу, высокий мраморный лоб, большие зеленые глаза.

Мы вступили в толпу танцующих, и она как бы раздалась, высвобождая нам место. Моя девушка танцевала отлично, я был не совсем блестящий партнер для нее. Но она этого тактично не замечала, наоборот поощряя — взглядом, движением, полуулыбкой. У нее были чудесные губы, хочется сказать — уста.