Актриса - [21]

Я стал понемногу успокаиваться. Ведь я не тянул его за язык.

— Я тебе сейчас выпишу бумагу, в любое время можешь подъехать по адресу и получить деньги. Трех тысяч хватит?

Я с удивлением взглянул на него.

— Ну хорошо — четырех?

— Это много.

— Для хорошего человека ничего не жалко. Но после публикации мы перечтем все. Кто кому должен.

— Естественно, — думая о другом, сказал я.

— Что еще гложет?

— Артамон, это будет мое первое дитя здесь. Я хочу, чтобы оно было красивым, там еще десять портретов, нужна хорошая бумага, иначе…

— Оформление будет самым лучшим, я еще не решил — в твердой или мягкой обложке, но бумага для фото будет финская, текст будет тоже на хорошей бумаге. Так что не волнуйся. Книга выходит под нашей маркой, и мы заинтересованы, чтобы наши издания ценились высоко. Все твои треволнения позади.

Я окончательно расслабился, совершенно поверив ему.

— Спасибо большое.

— Чай, бутерброды, коньяк?

— У меня еще встреча.

— Нужна машина, отвезут?!

— Здесь недалеко.

— А скажи, Алексей, у тебя нет случайно сигареты?

Я быстро достал три пачки «Мальборо» и положил на стол.

— А какие вообще вы курите?

— Любые, лишь бы американские.

Он засмеялся. Я сделал зарубку в мозгу.

— Я хотел бы пригласить вас с женой куда-нибудь пообедать…

— С удовольствием. Позвони в середине недели и в пятницу сходим в хороший ресторан.

Кто б только знал, где мне предстояло быть в пятницу и в каком ресторане.

По узким крутым лестницам, где можно сломать голову, а не только шею, я летел на крыльях от счастья, представляя, какой будет моя первая обложка здесь, и радовался как ребенок. Я не зря приехал, у меня выйдет книга!

Мы встречаемся с Таей у театра за десять минут до начала. Театр называется «Записки современника». Идет пьеса «Кто боится тигра?», гениального, на мой взгляд, американского драматурга. Билеты я купил еще раньше. Когда-то это был мой любимый театр. В нем играли прекрасные актеры.

Гаснет свет в зале, возникает тишина. Я замираю, ожидая действа. Тая сидит очень скромно, как будто вообще к театру не имеет никакого отношения. На сцене слабо высвечены декорации, представляющие собой американское жилье. Выходят два актера, которые собираются играть американскую пару, мужа и жену. Следующие мгновения я сижу в полном шоке. Какая-то хрюшка с вылетающей слюной изо рта пытается играть одну из лучших женских ролей в драматургии. Я в ужасе смотрю на эти варварские попытки и мне становится страшно от того, что они делают на сцене.

На седьмой минуте я беру Таю за руку, и мы под долгий вздох зала уходим прочь. Билетерши с удивлением смотрят нам вслед. На свежем воздухе я глубоко-глубоко вздыхаю.

— Алешенька, я не хотела вам навязывать свое мнение и портить впечатление. Этот театр стал совсем другим, от того театра на площади, который вам так нравился до отъезда, ничего не осталось.

Она как будто оправдывается.

— Это же кошмар, как можно так уродовать такую пьесу? За эту постановку режиссера нужно выгнать, но не завтра, а вчера. Кто режиссер в этом театре?

— Та самая актриса, которая плевала на сцене.

Я начинаю истерически смеяться.

— Ну, успокойтесь, — говорит она, — успокойтесь. Сейчас вообще некуда ходить и нечего смотреть. — Она вздыхает. — Чем вы хотите заняться, у нас свободен целый вечер.

— Поехать к вам, — говорю я, еще не остыв от раздражения за обманутые ожидания.

— Не расстраивайтесь так. Мне только нужно заехать в театр на минуту. Вы не против?

— Опять ловить машину и упрашивать этих недоумков. Всё у вас здесь ужасно, всё!

Она берет меня за руку и ведет в переулок. Там стоит машина подруги.

— Хотите повести? Это вас отвлечет.

Я сажусь за руль. В ее театре идет спектакль, и я поднимаюсь в буфет на второй этаж. Меня всегда интересуют буфеты. Где что дают, какая цена. Буфетчицы готовятся к антракту. Я вижу гору бутербродов с лососиной. И не верю.

— А сколько стоит? — спрашиваю я сдобную буфетчицу.

— Дорого, теперь все дорого. — И она ставит ценник перед носом.

Бутерброд стоит столько, сколько билет в театр, из которого мы только что ушли.

О, времена! Не говоря уже о нравах.

— Вам один или два? — спрашивает сдобная.

— А можно двадцать?

— Вы это серьезно? — Она с зеленым недоверием смотрит мне в глаза.

— Думаю, что очень, если пакет найдете.

— Вообще-то это много, чем я буду в антракте торговать. Впрочем, по такой цене никто не купит.

Я пускаю в ход козырную даму, чтобы победить ее сомнения.

— Это для Веры Баталовой. — Я сомневаюсь, что обслуга будет знать Таю Буаш. Так как она не была ведущей актрисой. (Как я ошибался…) Мне еще предстояло понять, какой она была актрисой.

— Для Верочки — пожалуйста, она наша любимая актриса. Я даже попробую найти вам целлофановый пакет.

Я понимал, что это за усилие и подвиг. В стране, где батон носили под мышкой, а колбасу — в кармане.

Она возвращается и считает на счетах.

— Это будет стоить… — И она называет чуть ли не шепотом сумму. Она до конца не верит.

Я достаю пачку хрустящих купюр. Необычное чувство. Это особенные деньги. Я протягиваю ей купюру и остаток хочу дать на «чай», но она отказывается и заставляет меня взять сдачу.

Я спрашиваю, что я могу сделать ей приятное.