Наконец-то за завтраком встретились. Он увидел другую Варю, словно заколдованная царевна-несмеяна, она не поднимала глаз от тарелки с творогом.
Он встал, прошел к стойке и налил обоим чай. Принес, и наконец-то решился спросить: «Что с тобой, на съемках неприятности?»
Она так намучилась ожиданием встречи, что стала говорить, торопливо, жалуясь словно ребенок: «Все не так, с партнерам надо играть, а какие уж тут чувства, когда он в глаза и за глаза говорит обо мне гадости. Что и с режиссером, и с продюсерами. В общем дрянь, а не человек. А актер потрясающий. Даже я ему верю, когда он, слова о любви говорит!»
— Я не думал, что девочка из Ташкента, пробившаяся в Голливуде, так чувствительна к словам. Разве там, в пустыне Техаса легче было?
— Там все судебных разбирательств боятся.
— Ну, а папарацци? Тоже ведь, чистое сделают грязным.
— Ну не знаю, наверное, я придумала Россию.
— Помнишь, я тебе экскурсию обещал по Питеру. Давай бери тайм-аут от съемок и поехали.
Он показывал ей свой Санкт-Петербург. И здание бывшего КГБ и Пушкинский музей, Аничков мост, а потом они вышли на улице Толстого, Варя увидела табличку «Первый Санкт-Петербургский государственный медицинский университет имени академика И. П. Павлова».
Ничего не понимая, он последовала за Владимиром Владимировичем, ректор был в мэрии, их встретил проректор по связям с общественностью.
В музее истории университета, Варе показали всех известных и знаменитых выпускников. Потом подвели к стенду, за стеклом Варя увидела старые, черно-белые снимки. С одного из них на нее смотрели мамины глаза. Мама очень молодая и папа в смешном, на два размера большом костюме.
«Выпуск …года. Эпидемиологи И. и Н Малышевы, погибли в Таджикистане при ликвидации эпидемии холеры на границе с Афганистаном, в военном конфликте 1995 года», прочитала она надпись под фото.
Слезы было не остановить, в машине уже началась истерика.
— Это ты все подстроил, ты! — бросала она обвинения, не видя за слезами, как побледнело его лицо.
— Варя, успокойся, сама подумай, ведь невозможно найти фото из прошлого, за два дня.
Напоил горячим чаем из термоса, отдал свой батистовый платок.
Слезы не испортили ее красоты, просто словно умылась, лицо раскраснелось, губы припухли. Совершенно неожиданно спросила: «А Петергоф уже закрыт?»
— Понятия не имею.
Они помчались за город.
В Петергофе сезон уже был закрыт, но фонтаны не были на консервации, их включили, для них. Они бегали, как дети по камушкам-фонтанчикам, Варя их помнила с детства, потом прятались под шапкой «зонтика», словно за стеной водопада. Он снял куртку и набросил девушке на плечи, да так и не убрал горячих ладоней с ее плеч.
Из кармана выпал маленький блокнот, Варя подобрала и положила случайно в свой карман.
— Знаешь, мы были здесь с папой и мамой летом, мне было восемь лет, и я нашла гриб подосиновик, красная шапочка. Один маленький, другой побольше. А экскурсовод, у меня его попросила, я не хотела отдавать, но мама уговорила. Была страшная обида.
— А давай посмотрим, подосиновиков не обещаю, а вот белые вполне возможно.
И они начали «охоту». Конечно он нашел грибы, кто бы сомневался. У охранников нашелся нож, грибы были осторожно срезаны и подарены гостье.
Варя недоверчиво приняла грибы из его рук, а он улыбался совершенно, как ребенок. Так в состоянии счастья они и поехали назад, домой, в Срельню.
Зинаида Павловна с Варей пошли на кухню, отнести грибы. Президента ждали посетители. Варя в своих апартаментах скинула пальто, выпал блокнотик: «А, вдруг там что-то важное?!»
Она поспешила в рабочую, зону. Приема у президента, ждали трое мужчин, один, вслед ей прошипел: «Шлюха американская!»
Весь этот трудный долгий день, боль воспоминаний, ощущение счастья от объятий любимых рук, все было стерто грязью этих слов.
Она подошла к столу секретаря, на английском поздоровалась и объяснила, что блокнот надо отдать президенту. Вышла, стараясь не разревется прямо при обидчике.
— Ваш блокнот, — секретарь положил блокнот на стол.
— Варя, была? Ушла?
— Да, чем-то очень расстроена.
Президент резко встал, и все увидели, как стремительно он умеет двигаться.
Он почти бежал по коридору, когда за очередным поворотом увидел, Варю. Она, прислонившись к стене, безвольно, спускалась по ней. Он подхватил, и, вдавив ее всем своим телом, прохрипел в ухо: «Кто? Кто тебя обидел?»
— Все хорошо. — прошептала она в ответ.
— Варя, кто? Подними голову, как он выглядел?
— Все хорошо, Саша, все хорошо.
Кажется он не расслышал, еще сильнее вжал ее в стену, так, что она подняла голову и посмотрела на него с удивлением.
Его взгляд был суров и непреклонен: «Варя, ты не понимаешь, этот человек не тебя оскорбил, он меня унизил. Это враг. В глаза он улыбается, за спиной нож точит. Кто?»
— Он такой, большой, темный, лицо в оспинах.
«Я понял, — он слегка отстранился, и взял в ладони ее лицо. — Запомни, я никогда тебя не обижу, и никому не позволю этого! А сейчас иди, выпей горячего чая и спать».
Он поцеловал ее в лоб, и взяв за плечи, развернул в направлении жилых комнат.
Варя увидела, как на встречу уже бежит Зинаида Павловна.
В эту ночь ей приснилась война 1995 года, та на которой остались навсегда папа и мама. Перед яркой вспышкой взрыва она услышала мамин шепот: «Варя, этого не может быть.»
