Лучший Охотник стойбища Хадиуль, ждал прихода в этот мир, долгожданного сына. По все приметам выходило, что хозяйка очага смилостивилась, и за четырьмя подряд, девочками, подарила славному роду Медведей, мальчика. Наследника и продолжателя рода.
За пологом чума, выл ветер, погода словно предвещала несчастье.
Хадиуль, — сквозь вой ветра услышал он голос своей матери, и поспешил войти в чум, боясь запустить сердитых духов непогоды.
— Сын? — с надеждой спросил охотник.
— Да, только — и старуха сокрушенно покачала головой.
Охотник развернул шкуры и увидел, маленькое тельце, с узкой грудной клеткой и наростом на правой лопатке. Мальчик родился горбуном.
— Ах, горе, пусть уж лучше духи заберут его в Эргу-буга, мир мертвых — таковы были пожелания, которые получил при своем первом вздохе малыш.
Вдруг за меховым пологом, послышался зычный клич, пришел, тот, чье имя нельзя произносить — Шаман.
Незваный гость осмотрел ребенка, искривленные ребра давили, и мешали малышу дышать, даже плач его, был похож на писк щенка.
Мать малыша, круглолицая Бурея, словно пытаясь защитить сына, прижала к себе и попробовала приложить к груди.
У малыша сил сосать не было, женщина виновато смотрела на мужа, в глазах ее блестели слезы.
— Я знаю, как помочь, — после раскуривания трубки. — Прошипел шаман.
— Бери что хочешь, пусть сын живет.
Шаман попросил охотника помочь ему одеться для обряда камлания. Выйдя за порог, мужчины установили с внешней стороны юрты шесть идолов. Собрав необходимых духов, шаман ударил в бубен и запел песню. Душа его летала за душой малыша на небо к Энекан буга — хозяйки вселенной. Отыскав ее, шаман пообещал, духам жертву. Ту, которую они сами ему покажут. Песня оборвалась, но обряд продолжился.
— Иди и приведи своего любимого пса, вожака.
Охотник, привел пса, верного помощника в охоте, который не раз спасал ему жизнь. Шаман вошел в чум, неся окровавленную собачью шкуру, в еще горячую шкуру завернул младенца. Потом снова вышел за порог, вытер руки об снег, и, вернувшись, спокойно уселся у очага.
Кушали молча. Шаман рвал мясо желтыми крепкими зубами. По чуму плыл запах теплой крови.
— Ну, я пошел, — шаман встал и взял младенца из колыбели.
Бурея застонала, муж хотел было отобрать у шамана сверток с сыном.
— Твое слово — бери, что хочешь, беру его себе. Он будет великим шаманом. Я сказал.
Мальчика так и назвали: Мэрдэрэк, что значит горбун.
Он не мог похвастаться перед девушками стойбища ни охотничьими трофеями, ни стадами оленей.
Но нежные взгляды самой первой красавицы рода Горюнав, были только для него. За ласковость карих глаз, за душевный голос, доброту.
Все матери стойбища знали: если дитя непонятно, отчего плачет, зови Горбуна. Он входил в чум, и малыш забывал про плач, у стариков переставали болеть кости и старые раны.
Он не пугал родичей камланием, даже бубен его был, для песен о любви. С обратной стороны бубна были привязаны три ленты: синяя, белая, красная. Ведь известно, что мир состоит из верхней — синей, средней — где живут люди — белый цвет и красный — нижний мир, злых духов.
Мэрдэрэк еще не прошел обряд посвящения в шаманы. И поэтому бубен пел о глазах любимой, ярких как звезды, ее косах, струящихся, как река. О стройном стане, как у самой красивой важенки в стаде. Горюнав, Горюнав — пел бубен горбуна.
Горюнав была непросто красива. Она была самая искусная вышивальщица бисером. Вышиты ею кафтаны и нагрудники, хотели носить самые богатые люди.
К началу лета стойбище двинулось к реке Амур. Туда должны были приплыть китайские купцы. На шкуры выменивались огромные блестящие котлы, бисер, чай, табак.
Купец был рыжебород, неимоверно толст. Сразу видно богатый человек.
Первым после чума старосты он посетил дом родителей Горюнав. Пил чай, долго, молча, потел, девушка скромно сидела в углу и с восхищением перебирала бисер. Белый — чистота, невинность, Черный — таинственность. Синий — вдохновение. Зеленый — гармония, сочувствие.
Купец довольно цокал языком, смотря на девушку, видеть такую красоту ему пришлось впервые.
Он добавил к бисеру нитку речного жемчуга.
— Я хочу, чтобы такая красота, была всегда со мной, — сказал он.
Девушка испуганно посмотрела на гостя.
— Я прошу вашего разрешения, нарисовать моему художнику вашу дочь.
Когда была еще добавлена плитка душистого чая, родители девушки согласились.
— От дочери не убудет, за ней бабушка присмотрит, а купец, так добр и щедр. Да и красота женщины цветет до замужества и первенца.
Художник, молодой китаец, посадил девушку на берегу реки и долго смотрел на матовую кожу, на искрящиеся черные глаза, и конечно улыбку, пухлых, нежных губ. Он был картограф. И предать прелесть и живость меняющейся, как река, красоты, у него все никак не получалось.
Но вот на берег в один из дней приехал Мэрдэрэк. Он пел Горюнав песни, был грустен, и девушка тоже стала больна его грустью. И вдруг случилось чудо, и на шелк, легли, словно живые черты: задумчивая нежность, тревожное ожидание перемен.
Купец, долго выпучив глаза, рассматривал портрет, и вдруг слеза, покатилась по его жирной, дряблой щеке. На рисунке была его первая любовь — Санцы, так и не ставшая женой. И потом многие, кто видел портрет Горюнав, видели в ее чертах, черты своих первых возлюбленных.