Активная депрессия. Исцеление эгоизмом - [7]

Как относимся к той, что вскоре после похорон счастливо влюблена в другого?!..

Но и к себе в таком случае мы отнеслись бы - так же.

А ведь именно этому меня просили научить их мои пациенты: БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМИ (это необходимое условие здоровья!) В ТЕХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, В КОТОРЫЕ ОНИ ПОПАЛИ.

Заразить можно только тем, что имеешь!

Отступление в детство

При благоговейнейшем отношении к душевной боли, как к важнейшему содержанию жизни, проявлению и средству человеческого роста[27], не могу не вспомнить о том, как часто боль становится единственным заполнителем скрываемой нами и от самих себя духовной пустоты безучастия[28].

Тогда страдание становится эрзацем[29] жизненных смыслов[30] во взрослом мире людей, где мы давно уже - не дети, но еще и - не хозяева, сознательно созидающие наш мир. Не дети, но, как в детстве, стремимся заслужить похвалу - награду удовольствиями. Как дети, ждем похвалы - памяти о нас “за заслуги”... мученичества. Тогда боль возвращает нам вчерашний день и утраченное в нем детство с его тайной надеждой на опеку нас другими.

Чью?!..

Застенчивая наглость

И, наконец, два слова о женщине, которая жаловалась на застенчивость.

И она вылечится не оттого, что научится “расталкивать локтями” честных людей. Но оттого и тогда, когда высокомерие “скромницы”, отказ людям в равенстве станут для нее стыдными[31]. Когда сидеть “с краюшку стола” и, ненавидя застолье, ждать, что другие отдадут тебе свой (их, не твой!) и лучший кусок, когда такое ожидание станет переживаться ею тем, что оно есть в действительности. Подлостью претензии на чужое, наглостью воровства, бессовестностью...

И для нее, как и для мужчины - администратора “шланг откроется” на уровне нравственного чувства. ТО, ЧТО ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА ДОСТОЙНО, ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ ЛЕГКО, ЭТО ЛЕГКО И ОСВАИВАЕТСЯ.

Так решается вопрос: почему мы чего-то не можем?

По каким причинам культ несчастья еще не изжит и как появился[32], разговор еще предстоит!

Ребенок, который живет... в тебе

С добрым утром тебя, читатель!

Утро забиралось в мой сон шумом затихающего дождя в листве, плющеньем об асфальт редеющих звуков, отбиванием последних его тактов по карнизу, позывом в туалет... когда нет никакой силы поднять себя. Кошка в форточке нюхает воздух. Пахнет густо березовым веником...

С сегодняшней тебя новой погодой, читатель!

Раздражает вдруг включенный сыном ритм, и это самое “тебяканье” чем-то коробит.

Вот так же было в 1985 году в Харькове.

Я главным психотерапевтом Куйбышевской области прилетел тогда в командировку и в институте психотерапии попал на “прощальное” занятие группы[33] выздоравливающих.

С двадцати трех лет, с тех пор как я стал врачом, все, кроме близких друзей, называют меня по имени и отчеству, просто Михаилом Львовичем. И вдруг я услышал: “Миша, идем к нам в круг!” - незнакомые люди звали меня по имени и, как и всех тут, - на “ты”

Со мной произошло непонятное.

Я даже не сразу догадался, что зовут действительно меня.

Это ничем, казалось, не обеспеченное панибратство, как и сегодняшнее “тебяканье”, коробило. Все, что было во мне амбициозного[34], было возмущено и обескуражено беспардонным нарушением конвенции[35]. (Обрати, пожалуйста, внимание на эту первую мою реакцию. Тебе, наверное, хорошо знакомо по себе подобное возмущение неправильным.)

Но вместе с тем., что-то будто взорвалось внутри и рвалось наружу неудержимо, восторженно. Вместо стеснявших меня церемонных чужих... вместо масок... сквозь них, словно по волшебству, проступили лица. Вокруг объявились понятные, свои люди. Как мальчишке, мне хотелось объявить: “А у меня в кармане гвоздь!.. А у вас?.. А я сегодня на уличном рынке купил целый килограмм хурмы и съел один, и еще... я собрал целый ворох огромных, во таких - в полметра — стручков харьковских акаций!.. А я сегодня...”.

Конечно, ничего такого я не выкрикнул, но этот взрыв сбросил с меня, как с мальчишки, все менторские “ноши” и “ответственности”, хотелось скакать и прыгать... Всех обнять... Я ощущал себя мной среди таких же, как я, и близких мне людей. Стал просто участником. И это вызывало восторг! (Полагаю, такого себя ты тоже хорошо помнишь.)

Но был тогда во мне и третий, который не судил, не контролировал, не сдерживал “в рамках”, как строгий родитель (первый), не являл собой одну неприкрытую эмоцию, спонтанность и энергию ребенка (второй). Третий внимательно наблюдал, запоминал, сравнивал - изучал двух первых и себя, используя, как сказали бы этологи[36], “неэкспериментальный” метод исследования. Третий вел себя трезво и невозмутимо, как подобает взрослому человеку. Он и был взрослым.

Еще раз с новой переменчивой погодой тебя, читатель!

А теперь обрати и ты внимание, как противоречиво и ты отреагировали на мое “ты”.

“Ребенок”, который живет в тебе, нисколько не удивился тому “ты”, с которым к нему обратился “ребенок”, живущий во мне.

“Взрослый” (в тебе, как и во мне) отнесся к этому “ты” с изучающим вниманием.

А “родитель” (он тоже всегда есть в каждом из нас) осуждающе погрозил нам пальцем: не шалите, мол! Или даже рассердился.

“Ребенок”, “взрослый”, “родитель”... - это наши обычные психологические состояния.