Актерские тетради Иннокентия Смоктуновского - [22]

«Боже, как они затравлены. В них увидеть себя. Может выть, впервые узнал их».

Смоктуновский не оговаривает, откуда взялся эпитет «затравлены».

И в пьесе Толстого, и в спектакле Равенских входящие выборные были исполнены чувства собственного достоинства, ощущения собственной силы, даже с некоторым оттенком наглости. Но Смоктуновскому важны иррациональная жалость и чувство родства с вошедшими, которые охватывают царя при виде этих сильных людей, предвещающие беду.

Он разговаривает с Кургановым, с Красильниковым, с Голубями — отцом и сыном, с Шаховским. И во всеобщем гуле и шуме звучит фраза Годунова Клешнину: «Заметь их имена и запиши», — которую никто не слышит.

Во всех предыдущих трактовках образа царя ее не слышал и Федор. Для Смоктуновского же этот момент настолько важен, что он вынес на обложку роли запись о Федоре: «Странное существо, могущее услышать фразу: «Заметь их имена и запиши»». Для артиста важна телепатическая чуткость Федора, та обостренная восприимчивость внимания, когда ни один жест, ни одно слово не пропускаются, а, отмеченные, ранят. Федор, по Смоктуновскому, спешил уйти не потому, что устал, не потому, что не любит шума и толпы. Зловещая тень услышанной фразы заставляет его торопиться скорее закончить эту сцену, скорее уйти отсюда. Как недавно ему было стыдно за Клешнина, теперь ему страшно и больно за Бориса. Он обращается к совести шурина: «Мой шурин любит вас. Борис, ты им скажи, что ты их любишь». И в экземпляре роли изменил акцент финальных фраз. Вычеркнул слова Федора, обращенные к выборным: «Мне некогда», — и вписал: «Ему скажите».

Федор верен себе он дает человеку шанс. Не уговаривая, не стыдя, не произнеся ни слова, он сталкивает Бориса, готового стать палачом, с глазами его будущих жертв. Одумайся, всмотрись в этих людей…

Но счастье и вера оставили царя, покой потерян. Смоктуновский помечает: «Выходит стремительный — рваный». Фраза дает ритм внешнего действия, дает внутренний ритм. Но также физическое и душевное самочувствие царя: рваное.

Измученный вспышками предвидений, которым боится поверить, утомленный резкими переходами противоположных чувств, он уходит-бежит, боясь оглянуться и страшась того, что ждет впереди.

Действие третье. ПОКОИ ЦАРЯ ФЕДОРА

Этому действию Смоктуновский дал название: «Телепат».

Федор выходит измученный внутренней тревогой, терзающими его вещими снами:

«Ждет Ивана Шуйского. Его еще почему-то нет.

Сны связаны с конкретными делами в жизни. С чертовщиной.

Религиозный, суеверный: что-то произойдет???

Что же это такое!?»

События торопят друг друга, начинают выходить из-под контроля:

«Тревога-предвиденье».

На слова «Брат Дмитрий снился мне и плакал» комментарий:

«Сон — просто и просто. Что это такое? Не соучастник ли я?

ВЫ ЧТО-ТО НЕ ТО ДЕЛАЕТЕ».

И эта тревога рождает нежелание быть с Годуновым. Смоктуновский в комментарии к реплике Федора, что он не хочет заниматься делами, потому что «не совсем здоров», даст неожиданный подтекст:

«Я не болен! Когда ты со мной, я должен быть хорошо подготовлен».

Беседа с Годуновым, как схватка с противником, к которой надо быть в форме.

Он вел беседу с Годуновым, чуть внутренне удивляясь происходящему. На прошение царя Иверского («Царь Иверский? А где его земля?»):

«ГОСПОДИ, ЕСТЬ ОКАЗЫВАЕТСЯ И ТАКОЕ».

А на слова о возвращении Димитрия:

«Вот те на! Так и сам я того прошу».

Он не хочет ссориться с Годуновым, но в их столкновении с Шуйским решительно встает на сторону последнего, проявляя царскую власть, чтобы закончить ссору. На слова «Нет, шурин, нет, ты учинил не так!» помета:

«Ты здесь не сопротивляйся.

Эта история закончена.

Исправить вину Бориса перед князем».

Но когда уже князь Шуйский начинает наступать на Бориса, Федор опять пытается соблюсти равновесие ситуации:

«ЭТО УЖ ТЫ ПЕРЕГНУЛ, ДРУЖОЧЕК

Но довольно. Больше не надо».

Шуйский уходит («куда-нибудь подале, чтоб не видать, как царь себя срамит!»). И вот тут Годунов протягивает донос на Шуйского. Смоктуновский помечает на полях еще одну черту Федора: «Не терпит доносов — ЧИСТОТА ВЫСОЧАЙШАЯ».

Не терпит не только по душевной чистоте, но потому, что они слишком на него действуют. Опять просыпается отцовская подозрительность, отцовский гнев начинает туманить голову, и внутреннее состояние царя, по Смоктуновскому: «Нет-нет, только не это. Подавляет в себе отца». Подавляет тяжелое наследство («Сын плоти и крови Иоанна Грозного»), тем выше победа — «Чистота высочайшая».

Зная за ним эту подозрительность и отцовскую кровь, Борис требует взять князя Ивана под стражу, а потом казнить. Для Федора — Смоктуновского — это момент, когда он по-новому узнает Бориса: «Боже мой! Боже мой! Ты — такой! Запах!!! Кровь, кровь!!!». Впервые Федор понимает шурина, ощущает чисто физиологически запах честолюбия, запах сырого мяса и крови. И отшатывается:

«Полно, князь! Довольно.

Мудро — корни глубоко.

Но больше так нельзя!

МИТЯ БУДЕТ ЗДЕСЬ И ЭТО НА ВСЮ ЖИЗНЬ».

И тут Смоктуновский отмечает, что его Федор не только нравственно не приемлет кровожадность и честолюбие Бориса, но отвергает его и как царь, заботящийся о благе государства:

«Разве тебе родина не дорога???