Аксенов - [11]
Е.П.: А вот с Трифоновым интересно получилось у Аксенова. Познакомились они как писатели, а подружились из-за общности судеб. Оба — дети репрессированных. И у Окуджавы отца расстреляли.
А.К.: А у многих других пишущих все складывалось куда благополучнее. Ну, например, у Роберта Ивановича Рождественского, когда-то известного не менее Аксенова. Понимаешь, многие люди, несмотря на то что в нашей стране творилось черт знает что, прожили в общем-то нормальную жизнь. И детство у них был нормальное. Никакое.
Е.П.: И когда я в «Бочкотаре» читаю полубредовый монолог Володи Телескопова, я вижу, что это невозможно написать, не проживши такую жизнь, как Вася…
А.К.: В том-то и дело.
Е.П.: Помнишь то место, где Телескопов хвастается, что когда он читал Есенина, то главбух рыдал? Так и видишь этого главбуха, расконвоированного в том же Магадане, где его некогда встретил школьник Аксенов и запомнил на всю жизнь. Пьянь и рвань декламирует «Не жалею, не зову, не плачу», растроганный главбух вспоминает всю свою несчастную жизнь…
А.К.: Я тебе скажу вот что: из меня вдруг лезут слова советского учебника литературы — «он вышел из гущи народной». Ты совершенно прав, не придумаешь ни с того ни с сего такую фразу. И не придумаешь, что плакал не кто-нибудь, а именно главный бухгалтер. Подобное нужно не один раз увидеть, услышать. С пьянью этой пожить надо, эта пьянь — люди, а не просто некая странная массовка, понимаешь? Надо угадать судьбу этого главбуха. Почему он в зэках выбился в придурки, а не застрял на общих работах? Подлец ли он? Если подлец, то почему прослезился, да? Это все надо видеть, это… Вася родился сразу в своей стране, не чужой. Не было бы писателя Аксенова без этого знания! Многие писатели, даже очень хорошие, страны не чувствуют, понимаешь? Не стану называть фамилий. Не из трусости умолчу, а потому, что это получится как бы в укор вполне уважаемым мною личностям.
Е.П.: Да и не надо. Я и так догадываюсь, кого ты имеешь в виду.
А.К.: И тут речь не идет о прозаиках, единственным достоянием которых был членский билет СП СССР. Те про людей вообще не писали. Я имею в виду, что они не писали о советских людях, пока эти люди еще существовали. О советских людях во всей их красе и о бочкотаре, которая у них «затоварилась, зацвела желтым цветком, затарилась, затюрилась и с места стронулась»… Но и многие люди с крупным писательским даром страну не чувствуют. Или не чувствуют своей. А Вася чувствовал. Хотя и был почти двадцать лет официальным советским писателем, а потом вообще эмигрантом.
Е.П.: Официальным — да. Но советским ли?
А.К.: Быстро же ты все забыл! А кем еще мог быть тогда официальный писатель, если не советским? Советский писатель со склонностью к инакомыслию, стандартный посетитель ЦДЛа, отдыхающий в Дубултах и Коктебеле, время от времени милостиво отпускаемый начальством за границу. «Ожог», ты скажешь? А кто тогда «Ожог» в стол не писал? Каждый советский писатель имел в столе свой «Ожог», включая деревенщиков и борцов «за возвращение к ленинским нормам».
Е.П.: Ну, допустим. Но откуда такая цифра — «почти двадцать лет»?
А.К.: Знаешь, когда он перестал быть советским писателем? Когда возвратил свой писательский билет в 1979 году в знак протеста против вашего с Ерофеевым исключения. Семьдесят девятый минус пятьдесят девятый равняется двадцать лет. Пятьдесят девятый — год его первой публикации.
Е.П.: И все-таки я думаю, что он, обладавший при Советах официальным признанием и неслыханной популярностью, всегда помнил бабушкин завет. Он мне рассказывал, что бабушка частенько говорила сыну, то есть Аксенову-отцу, нечто вроде: «Ты, Павлушка, высоко-то не возносись, падать больно будет». Ты представляешь, как вся эта деревенская аксеновская родня гордилась тем, что Павлушка — начальник Казани?
А.К.: Вот почему Васе не нужны были все эти «творческие командировки» — в колхоз, на завод. В смысле знания людей, знания страны его можно было бы сравнить только с лучшими из деревенщиков. Но и тем был ведом лишь один вид людей — крестьяне, которых большевики загнали в колхоз. А у него в жизни кого только не было — и врач Антон Вальтер, и бичи, и мужики вроде деда Моченкина, и столичная «золотая молодежь». Он не определенный слой людей знал — деревенских или интеллигенцию, — а весь народ. Поэтому я еще раз скажу: в этом смысле он был универсальным и уникальным русским писателем.
Е.П.: Но при этом в масштабах страны он был именно что столичной штучкой. Казань — столица Татарстана, Магадан — столица зэков, Питер, как нам нынче вдруг стало известно, — культурная столица, а Москва вообще столица столиц. Он и в эмиграции в столице поселился, в Вашингтоне. И везде он был свой. Это я говорю, как бы почетче выразиться, для унификации писательской универсальности и уникальности. А вот Виктор Петрович Астафьев, например, всю жизнь избегал столиц и умер в Красноярске. Это не для сравнения, не для выяснений, кто лучше, кто хуже. Это к тому, что Бог каждому свое судил. У Астафьева, кстати, отец тоже сидел «за вредительство». Я Астафьева очень уважаю, считаю его великим писателем, особенно после чтения его последней книги «Прокляты и убиты». Но вот у него в «Царь-рыбе» фигурирует некий московский хлюст Гога Герцев, которого он изображает в тонах, достойных советского сатирического журнала «Крокодил». Он явно не знает таких людей, а они, может быть, еще подлее, чем он думает.
“Птичий рынок” – новый сборник рассказов известных писателей, продолжающий традиции бестселлеров “Москва: место встречи” и “В Питере жить”: тридцать семь авторов под одной обложкой. Герои книги – животные домашние: кот Евгения Водолазкина, Анны Матвеевой, Александра Гениса, такса Дмитрия Воденникова, осел в рассказе Наринэ Абгарян, плюшевый щенок у Людмилы Улицкой, козел у Романа Сенчина, муравьи Алексея Сальникова; и недомашние: лобстер Себастьян, которого Татьяна Толстая увидела в аквариуме и подружилась, медуза-крестовик, ужалившая Василия Авченко в Амурском заливе, удав Андрея Филимонова, путешествующий по канализации, и крокодил, у которого взяла интервью Ксения Букша… Составители сборника – издатель Елена Шубина и редактор Алла Шлыкова.
Антиутопия «Невозвращенец» сразу после публикации в журнале «Искусство кино» стала едва ли не главным бестселлером года. Темная, истерзанная гражданской войной, голодная и лишенная всяких политических перспектив Москва предполагаемого будущего 1993 года... Главный герой, пытающийся выпутаться из липкой паутины кагэбэшной вербовки... Небольшая повесть как бы фокусирует все страхи и недобрые предчувствия смутного времени конца XX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Герой романа Александра Кабакова — зрелый человек, заново переживающий всю свою жизнь: от сталинского детства в маленьком городке и оттепельной (стиляжьей) юности в Москве до наших дней, где сладость свободы тесно переплелась с разочарованием, ложью, порушенной дружбой и горечью измен…Роман удостоен премии «Большая книга».
Новое произведение известного писателя Евгения Попова – роман-коллаж, парадоксально сочетающий сатиру с элегией, конструктивные принципы плутовского романа с приемами «нового журнализма», отечественную сказовую традицию с посмодернистской иронией. Благодаря прихотливому построению и острой подаче весьма разнородного материала читается с неослабевающим интересом. На сквозную полуавтобиографическую-полупародийную фабулу нанизана огромная масса авторских отступлений, баек, интермедий, сцен, житейских историй – что и являет собой «ноу-хау» узнаваемого и имеющего своих почитателей «поповского» стиля и манеры письма. Игорь Клех.
Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.