Акридж не выдаст! - [4]

— Он меня погубил, этот гнусный мошенник! Он не хочет покупать поместья. Если все канадцы такие же прохвосты, как он, то что будет с бедной Британской империей?

Перед лицом глубокого несчастья я забыл свои маленькие неприятности.

— Почему же он вдруг изменил свое решение? — спросил я.

— Я всегда чувствовал, что он скверная тварь. У него неприятные, злые глаза. Я тебе много раз говорил, что у него неприятные, злые глаза.

— Да, говорил много раз. Но почему же он вдруг изменил свое решение?

— А разве я тебе не говорил, что он человек, на которого нельзя полагаться?

— Говорил, говорил всегда. Но почему он вдруг изменил свое решение?

Акридж горько рассмеялся. Воротничок его запрыгал, как живой.

— Когда я встретился с Хэнком в Канаде, — сказал он, — Хэнк был здоров как бык. Его пищеварению мог бы позавидовать страус. Но едва он разбогател… Ах, старина, — серьезно сказал Акридж, — когда я стану богатым человеком, ты, как друг, должен будешь следить за мной. Не позволяй мне слишком много думать о здоровье. О чем я говорил? Ах, да. Едва этот человек разбогател, как стал считать себя хрупким, нежным цветочком.

— Вот уж не ожидал. Ведь два дня тому назад этот цветочек валялся на мокрой мостовой.

— От этого все и произошло! На следующее утро он встал с головной болью.

— Вполне естественно!

— Черт побери, что такое головная боль? В прежние годы, когда у него болела голова, он брал топор, шел в лес и вырубал полдюжины сосен. Но теперь, когда у него есть деньги, он не согласен принимать такое простое лекарство. Нет, сударь! Он отправился к доктору и заплатил ему за визит две гинеи. Доктор, конечно, в восторг пришел от такого пациента. Он послушал его, ощупал и прописал жаркий климат. Рекомендовал ему отправиться в Египет. Понимаешь, в Египет! А раз он едет в Египет, зачем ему поместье в Англии? У меня теперь осталась одна надежда, что там его слопают крокодилы! А ведь поместье было уже найдено, и оставалось только подписать контракт. Сердце мое разрывается на части. Столько хлопот и труда, и в результате все прахом!

Мы мрачно молчали.

— Что же будет теперь с твоей приятельницей Дорой? — спросил я, наконец.

— Вот это меня больше всего беспокоит, — сказал Акридж. — Я все время думаю о том, где достать для нее сто фунтов стерлингов, но, признаться, ничего не могу придумать. Мне тяжело, старина. Боже мой, как тяжело.

Мне тоже было тяжело. Акридж нигде никогда не достанет таких огромных денег.

— Смотри, какое странное совпадение, — сказал я и протянул ему письмо от издателя.

— Что это?

— Он посылает меня на бал, который устраивает клуб «Перо и Чернила». Если бы я никогда раньше не встречался с твоей теткой…

— Стоит волноваться из-за таких пустяков.

— Я не волнуюсь. Но…

— Не беда, старина, не беда, — равнодушно сказал Акридж. — Как-нибудь вывернешься. Что ты хотел сказать?

— Я хотел сказать, что, если бы я никогда прежде не встречался с твоей теткой, я отлично себя чувствовал бы на этом балу.

— А ты притворись поклонником ее литературных талантов! — посоветовал Акридж. — Скажи ей, что ты расхвалишь ее в своей газете.

— И попроси ее снова принять на службу мисс Мэзон — ведь это ты хочешь сказать, не правда ли? Акридж вертел в руках письмо.

— Боюсь, что теперь уже поздно просить ее об этом.

Мне было жаль и его, и мисс Дору Мэзон. Но тем не менее я сурово ответил:

— Боюсь, что поздно.

— Впрочем, может быть, и не поздно, старина, — вдруг сказал Акридж.

— На этом балу тетка будет в отличном настроении. Огни, музыка, смех, веселье…

— Нет, — сказал я. — Просить о Доре Мэзон я ее больше не буду. Я не хочу, чтобы меня прогнали с бала, потому что тогда издатель уже никогда больше не даст мне работы. Я не желаю иметь с твоей теткой никаких дел! Кончено! Твоя тетка снится мне иногда по ночам, и я просыпаюсь весь в холодном поту. Она и слушать меня не захочет.

— Прощай, старина, — вздохнул Акридж. — Мне надо подумать о многих печальных вещах.

И он ушел, не взяв у меня на дорогу даже сигары. А это знак, что чувства его расстроены до невозможности.

III

Бал клуба «Перо и Чернила» происходил в огромном зале, похожем на сарай. Этот клуб, очевидно, больше заботился о качестве, чем о количестве своих членов. Огромный оркестр гремел в почти пустом зале. Было холодно, пусто и скучно. Несколько пар вяло кружилось на широком просторе, словно размышляя о бренности человеческой жизни. Вдоль стен стояли золоченые стулья, на которых сидели какие-то унылые субъекты, рассуждая о течениях и направлениях скандинавской словесности.

Эта серая, безнадежная скука всех литературных сборищ всегда приводила меня в отчаяние. Мысль о том, что я каждую минуту могу наткнуться на мисс Юлию Акридж, тоже не придавала мне особенной радости. Я медленно бродил вдоль стен, старясь все время быть настороже, словно кот, который попал в незнакомую улицу и боится, что вот-вот в него бросят куском кирпича.

— Простите!

Вся моя осторожность ни к чему не привела. Юлия Акридж подкралась ко мне сзади.

— Здравствуйте! — сказал я.

Встреча с нею на этом балу оказалась совсем не такой страшной, как встреча у нее в доме. Там я был враль и нахал, которого заслуженно наказали. Здесь же дело обстояло совсем иначе.