Аконит 2018. Цикл 1, Оборот 2 - [35]

Тут смотрю, невдалеке, у поваленных берёз с торчащим вокруг них рогозом, эльф на бревне сидит да виски прихлёбывает. Как-то до этого я его не усмотрел? Местность же пустынная, болотистая. Видно, за корневищами не разглядел сперва. «Вот-те на! — думаю, — эльф.»

Выглядел эльф-то как самый обыкновенный ирландец, каких я на своём веку уйму перевидал, только длинный больно, что твоя берёза или ольха, и с благородным профилем, как у гимназистов. Волосы у него были серебряные, как паутина. Тильда и Лямбда как раз подбежали и, учуяв фейри, принялись брехать как дурные, пока я не огрел их по головам. Тогда псины поджали хвосты и, боязливо поглядывая на незнакомца, принялись жалобно подвывать, но я вновь на них замахнулся, и они вконец замолкли. Эльф смотрел на всё это с выражением лёгкой насмешливости, а когда я закончил муштру моих борзых, поманил к своему «столу», сделав длиннющей костистой ладонью эдакий лёгкий пригласительный жест.

Одет он был, надобно сказать, совершенно не по моде и не по погоде: на нём красовался такой лёгкий прогулочный костюмчик из зелёного твида — и ни дождевика, ни кирзы. А тут ведь торфяники, да ещё март-месяц, холодина, туманище, меня аж самого передёрнуло, как подумал. Да, сразу видно, что эльф-то не из наших краёв. На голове у эльфа сидел такого же цвета вельветовый козырёк, а на ногах были изысканные кожаные ботфорты, годные разве что по набережным Темзы слоняться. В общем, надо видеть. Рубашка у него была с высоким воротником, василькового цвета и будто бы мерцала на сероватом полотне торфяников. А небо было самого невыразительного оттенка и по ощущению такое же тяжёлое, что и самый тяжёлый металл, то есть свинец.

Вокруг нас на несколько миль простиралась тусклая пустошь без единой живой души, вдали чернел лес; и представьте себе, насколько чудным должен выглядеть силуэт любого человека на этом безрадостном фоне, а уж силуэт этого джентльмена, поверьте моему слову прирождённого акварелиста, выглядел вдвойне, нет, втройне чуднее. Его долговязая фигура настолько вопиюще контрастировала с окружающей нас хмурой прозой весенней природы, что я, ей-ей, несколько раз помигал, протёр глаза и ущипнул себя за руку со всей силы. Но, глядь — а он всё там же сидит и рукой своей длиннющей меня подзывает. Ну, я-то парень не робкого десятка, но всё же, господа, честное слово, немного струхнул тогда, однако от приглашения фейри отказываться не слишком-то вежливо, сами знаете. Так что делать нечего, обхватил я покрепче своё ружьё, призвал святого Патрика и святую Фиону на помощь, и подошёл, выбирая дорогу между кочек и прогалин, к эльфу и его импровизированному привалу.

— А вот мне не очень понятно, как это вы вывели, дорогой мой сумасброд, что перед вами непременно должен был оказаться фольклорный персонаж, а не самый обыкновенный представитель мистической молодёжи, — раздался надменный фальшивый тенор мистера Монтегю, как всегда старающегося досадить Снод-дервику при любой возможности, ибо у них были давние разногласия на почве политики — мистер Монтегю относил себя к вигам, а мистер Снод-дервик, соответственно, к тори.

— Закрой пасть, скотина! — крикнул на него, не поворачивая головы, похожий на древнего ящера мистер Сноддервик, брызнув желчной слюной. — И без тебя уже всё известно.

Ужаленный в самое естество, злопамятный тучный мистер Монтегю грозно хрыкнул, встал и громогласно удалился из комнаты. Раздался чей-то неодобрительный храп. Мистер Сноддервик что-то сердито буркнул вслед ушедшему, потом кашлянул, после похрустел шейными позвонками, затем костяшками пальцев и продолжал так:

— Так вот, господа дорогие. Что произошло далее.

— Да, что же, во имя Фауста? — взмолился один профессор средневековой латыни.

— А вот что. Подошёл я, значит, к этому дитя природы, хотел уже представиться, как тут над нами низко так прогудел аэроплан, разрывая туманный весенний воздух протяжным рёвом пропеллеров.

Вместо приветствия эльф указал пальцем на небо и спросил меня довольно учтиво на чистейшем валлийском:

— И давно они здесь летают, сэр? — с этими словами он поднёс к глазам бинокуляр и сосредоточенно стал настраивать фокус.

Я, сам чистокровный валлиец по бабке, недолго думая, поклонился, осенил себя крестным знамением и, подождав, пока мой новый знакомец закончит наблюдения за аэропланом, ответил, тщательно подбирая слова:

— Сэр, мы не представлены друг другу.

— Ах да! О, чёрт меня подери, какой же я болван. Простите меня великодушно, — расплылся эльф в ироничной улыбке; при этом глаза его оставались холодны и прозрачны, как вода в дождевом бочонке. — Можете меня звать Корнелиусом Ши Морнаухом. Я здесь не часто, вот приехал тётушек повидать.

Хотя его имя показалось мне несколько необычным, я виду не подал и только кивнул с почтением, после чего представился сам.

— Очень приятно, мистер Сноддервиик, — голос у моего нового знакомого и сам по себе был довольно оригинален — будто бы тональность и обертоника в его модуляциях постоянно плавали туда-сюда — но, тем не менее, я не стал особо придираться и сел на соседний пень.

— Так что вы мне скажете про эти шумы в небе? — напомнил мне Корнелиус. — Да, и к чему вы вспомнили про распятие того древневосточного философа-чудотворца?