Академия темных властелинов - [60]

Жажда же у вампиров просыпается в подростковом возрасте. Тогда-то им и накладываются специальные клановые руны, сдерживающие эту тягу. Пить кровь разумных «методом прямого укуса», как гласили строки учебника, было запрещено законами империи. Правда, об умственно отсталых там не было и руны…

Официально вампиры могли купить сцеженной крови у любого, только проводить процедуру передачи красной руды надлежало в присутствии лекаря, который и заверял на пергаменте, что вреда здоровью кроведателя не нанесено. Но все же большинство клыкастиков предпочитало не выпендриваться с покупкой деликатесной человеческой крови, а вкушать свиную, заедая ее обычной людской пищей (нередко приправленной и чесночком), к которой упыриные желудки были весьма приспособлены. Необходимость же именно в кровушке, как утверждал Ехидный, была вызвана тем, что в ней содержались малой толикой вещества, необходимые именно вампирским организмам. Я провела параллель с рассказами подруг, находившихся в интересном положении: одна хотела до одури пожевать побелку, вторая бредила томатным соком, и… посочувствовала вампирам. Если у них такая же «хотелка», как у беременяшек, да еще всю жизнь…

Меж тем Бьянка начала просыпаться. А у соседней кроватки вовсю шла мелкая война младенца и курсистки. Той самой, в очках, с которой мы столкнулись у дверей экзаменационного кабинета.

Ей попался человеческий младенец, но чуть старше. Судя по карточке, закрепленной у кроватки, ему минуло уже полгода. Мужик — всегда мужик. Даже если его чресла прикрыты тканью. И не важно, что это за тряпочка — банное полотенце или пеленка.

Эту простую истину сейчас и доказывал младенец, похлопывая по груди свою няньку. Он отпихивал рожок с молоком, упирался ножками, задирал свой курносый нос и деловито стремился к девичьим прелестям.

— Вот ведь! — в сердцах выдохнула нянька, пытаясь убедить «мужика», что и в рожке молоко ничуть не хуже. Но, держа в одной руке упирающееся и голосящее чадо, а в другой — местный аналог детской бутылочки, заниматься уговорами сложно.

— Давай помогу, — предложила я, кося одним глазом на Бьянку.

Вампирочка, поворочавшись, вновь приснула.

— Спасибо, — кивнула курсистка.

Малец, которому все же сунули в крикливый рот рожок, втянул носом воздух и чуть недовольно засопел, причмокивая. Я, не особо задумываясь, погладила малыша по спине и что-то чуть слышно забормотала на ухо. Но дитю, судя по всему, это уже было безразлично.

Заметила, что мужчине вообще многое безразлично, когда его вкусно кормят. Можно даже раздеть догола, он и не заметит, если рот занят, а желудок благодарно урчит. И не имеет значения, о пеленках речь идет или о рубашках.

— Меня Натаниэль зовут. Можно просто Ната, — чуть смущаясь, протянула курсистка, когда с кормлением ее подопечного было покончено. — И еще раз спасибо за помощь. У нас с мужем детей нет, вот я и теряюсь.

Я смотрела на эту хрупкую девушку, назвать ее замужней дамой не поворачивался язык. Слово за слово, пока ухаживала за Бьянкой, кормила ее, играла, делала пометки в пергаменте, отмечая реакцию малышки на новые предметы, то, как она держит головку, поворачивается, мы с Натой разговорились. Общению на практике куратор не мешала, только напоминала, чтобы не забывали о главном и не повышали голоса. А потом был первый «коллоквиум». Мы должны были уложить спать наших младенцев.

Только тогда я, тряся малютку на руках, поняла в полной мере значение слова «ушатать». Я пробовала петь колыбельные, шипеть, даже сказку начала рассказывать, но при этом так сама хотела спать, что моего колобка сбила фура, едва он выкатился от бабушки с дедушкой.

Выручила меня Энжи, с мученическим вздохом сползшая с плеча.

— Только не спрашивай, откуда я это знаю, — пропищала она и… засунула свою лапку в рот малютке, пока куратор отвлеклась.

Бьянка, будто этого и ждала, присосалась к кулачку крысявки и затихла, а спустя пару минут и вовсе сладко сопела.

Прежде чем нас отпустить, куратор напомнила, что после полудня в расписании еще значатся «легенды и словесность». Как пояснила магесса Арелия, на сем занятии мы будем изучать детские сказки, песенки, потешки и зубрить их.

Кто бы сомневался.

В магистерию возвращались дружной щебечущей толпой.

На подходе к академии нас обогнул парень, вышедший из ворот. Все бы ничего, но он здорово задел мне плечо. Я потерла ушибленное место и уже хотела ответить, но когда обернулась — никого не было.

Вот только, войдя в ворота академии, я отметила, что сегодня студенческая суета какая-то уж больно волнительная, что ли…

— Вы что тут стоите? Пропустите все самое интересное! — сразу обращаясь ко всем курсисткам, крикнул какой-то паренек, деловито улепетывая в сторону мужских общежитий темной половины.

— А что там? — спросил кто-то из курсисток ему вдогонку.

— Самоубийство намечается! — крикнул он, сверкая пятками.

Я же, услышав об этом, рванула следом.

Когда добежала, взору предстала картина: на краю крыши башни — Уилл. Парень был настроен решительно, он даже уже шагнул, вот только Альт, схвативший его за руку, мешал ему упасть. Зато самоубийца своим весом неотвратимо подтаскивал моего муженька к краю крыши. Лететь, сорвись они, было этажей семь.