Академия Князева - [20]

– Ложись возле меня, – сказал Матусевич.

– Э, нет, – закричал Высотин, – науку производству! Я тоже хочу рядом с ученым полежать!

– Закон, – подтвердил Лобанов. – Ложись между нами. У нас этих… десертаций – как у Жучки блох!

Пытаясь сохранить непринужденную улыбку, Заблоцкий пристраивал на общих нарах свою постель. Над головой его проносились короткие реплики, начиненные двусмысленностями, а он как солдат, застигнутый перестрелкой на ничейной территории, жался к земле, ежесекундно ожидая прямого попадания. Он понимал истинный смысл этой, казалось бы, невинной игры.

«Так вот, дорогой товарищ, – говорили ему, – ты, возможно, талант, будущее светило науки, но нам до этого нет дела. Ты наш напарник в маршрутах, мы должны доверять тебе, а перестанем доверять – пеняй на себя…»

На следующий день все повторилось. Заговорили об ученых, и Высотин, ядовито посмеиваясь в скудную бороденку, сказал:

– Можем предложить несколько актуальных научных тем: «Влияние северного сияния на рост перьев молодого рябчика»…

– «Комары и их роль в народном хозяйстве», – добавил Тапочкин.

– «Почему нет водки на луне», – пробасил Лобанов.

Вмешался Матусевич и попытался свести все к шутке, но Заблоцкий уже не владел собой. Рванув спальник, он вскочил и заорал:

– Да отвяжитесь вы все, черт бы вас побрал! Не ученый я! Бросил, завязал, понимаете?!

Все стихли, потом Высотин пробормотал: – Между прочим, от нервов помогают бром и хвойные ванны…

Через несколько дней после прихода горняков Князев, идя к реке умываться, обнаружил, что валун, на котором все это время лежали его мыльница и зубная щетка и с которого так удобно было черпать воду, вдруг оказался на берегу. Он окликнул Высотина.

– Видел, как вода упала? Еще день-два, и придется все барахло до Тымеры на себе тащить.

Высотин подошел поближе, поскреб бороденку.

– В самом деле…

– Черт-те что, – сердито сказал Князев. – Давай, Илья, собирай народ, проверьте лодки, загружайтесь и после обеда отчаливайте.

– Как же последние маршруты?

– Беру на себя. Оставите клипер-бот, через пару дней мы к вам присоединимся. Лагерь разобьете в устье Деленгды.

– Ладно, – сказал Высотин и заторопился. Ему нравилось распоряжаться. Он только спросил:

– С кем вы останетесь?

– С Заблоцким.

– Сказать ему?

– Не надо, я сам.

– Так вот, товарищ Заблоцкий, – начал Князев, натянуто улыбаясь, – маршрутить будем вместе.

Заблоцкий чуть склонил светловолосую, коротко остриженную голову, в широко расставленных зеленоватых глазах его мелькнула усмешка.

– Большая честь для меня.

– Погляжу, чему вы там у Афонина научились.

– Заранее могу предупредить – почти ничему. Немножко радиометрии, а в основном бродил по ручьям и отбирал гидропробы.

– А маршруты?

– Товарищ Афонин не счел нужным.

– Ну, елки! А вы чего молчали?

– Выполнял указание. Начальству выше, ему видней, оно знает, оно умней.

– Эх вы, геолог! – с сердцем сказал Князев. – Ну ладно. Придется вас натаскивать.

Заблоцкий прищурился.

– Насколько мне известно, термин «натаскивать» применим к молодым охотничьим собакам.

– К молодым специалистам он иногда тоже применим.

– Ну что ж, мне, в общем-то, все равно. Когда начнем?

– Завтра, – ответил Князев и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Утром они ушли в двухдневный маршрут.

На первой же точке Князев буркнул:

– Становитесь за моей спиной и смотрите, что пишу.

До полудня работали споро и молча, обнажений не было, километры так и летели. Потом начали попадаться скальные выходы. Князев повеселел, колотил молотком налево и направо, показывая образцы, рассказывал, что к чему. Заблоцкому понравилось, как он объясняет – кратко и толково, самую суть.

На привале Князев вдруг спросил:

– У вас опубликованные труды есть?

– Есть, – ответил Заблоцкий и насторожился.

– Не встречал. А о чем?

– Да так, разное.

– А все-таки?

– Металлогения гранитных массивов.

– Украинский кристаллический щит?

– Да.

– Трудно публиковаться?

– Не труднее остального.

– Я не для разговора спрашиваю. Меня эта кухня в самом деле интересует.

Заблоцкий промолчал.

Позже он шагал за Князевым и грустно усмехался: э, нет, дорогой Андрей Александрович, вы, возможно, неплохой парень, и я понимаю, что Заблоцкий для вас белое пятно, но на ваши уловки я не поддамся, на откровенность вы меня не вызовете…

Он шагал и легонько посвистывал. Грустная мелодия песни о маленьком слабом цветке, растущем в трущобах Гарлема, разносилась далеко, и тайга притихла, слушала. Мелодия была ей сродни.

Закинув руки за голову, Заблоцкий лежал на спине и глядел прямо перед собой в светлое ночное небо. Легонько повизгивал, во сне Дюк. Рядом спал Князев, тихий, как младенец. Здоровые легкие, здоровая носоглотка, здоровый дух в здоровом теле, ни тени сомнения. Везет людям…

Так вот, уважаемый Андрей Александрович, публиковать научные статьи можно и в институтском ежегоднике, и в республиканских журналах, и даже в центральных – было бы о чем писать. У него было о чем, и до конца аспирантуры оставался почти год, но дома…

В ту гнилую дождливую зиму Марина почти не работала: у Витьки ангины чередовались с катарами, он стал совсем слабеньким, они покупали ему на базаре апельсины и сизый молдавский виноград, а сами перебивались картошкой. Марина ушивала платья и молчала, губы ее постоянно кривились от невысказанного презрения. Впрочем, иногда ее прорывало. Тогда она вспоминала и своего первого жениха Вовушку, который теперь вместе с женой в загранкомандировке (я могла быть на ее месте!), и Ритиного мужа, который уже два года кандидат и получил квартиру, если бы ты не был размазней, ты давно мог бы добиться, чтобы твоя семья жила по-человечески, зачем тебе семья, зачем тебе ребенок, зачем ты испортил мне жизнь, о какая я дура, поверила твоим сказкам, мама так была против!