Аид, любимец Судьбы - [79]
Голос извне – тяжелый, глухой, нутряной и древний…
«Боитесь?»
– Нет! – это два голоса, Посейдона и Зевса, и крик долетает слабо, как шепот.
Я молчу. Нет, не молчу: мои губы шевелятся, повторяя слова Эреба:
«Зря. Вы вмешались то, чего не понимаете. Ничтожные букашки перед мощью своего отца, вы впутались в дела мироздания, о которых не имеете представления. Вам не победить сына Урана…»
«… победить… сына Урана», – шепчу я, но незаметно, просто немного тверже обрисовать губами, просто проглотить «не»…
Глаза закрыты. Почему-то вижу искаженные лица братьев. Посейдон весь в испарине, руку поднял, будто его что-то давит, у Зевса вздулись вены на шее…
Улыбаюсь.
«…без помощи. Я предлагаю сделку».
– Какую?
Нет, это не я. Это тот, другой, предвечный – моими губами. Тот, который знает, что этот вопрос – уже согласие.
Потому что у глупых мальчиков больше нет выбора. Потому что им нужно наконец играть как боги – дадим им этот шанс, ладно уж. Еще посмотрим, осмелятся ли, но сначала… сначала…
«Открыто вступать с вами в союз этот мир не будет. Мы не вмешаемся. Но если вы поклянетесь, что в случае победы в подземном мире воцарится Кронид – я укажу вам, где средство этой победы».
Вспыхивает изумление на одном юном лице, на втором… Клятву – чтобы получить в дар подземный мир? Получить что-то, а не отдать?! Клятву – что только после победы? Не сейчас, а после?!
Может быть, мальчишки хотя бы подумают… хотя куда им думать.
– Клянусь, – слышится голос Зевса… два? Или три? Даже если бы поклялся один кроноборец – хватило бы за них всех, в подземном мире сядет Кронид…
Великая мощь теснится в грудной клетке: выпростаться, сделать вдох, захохотать радостно: нельзя, разорвет на части, заперт…
Улыбка полна яда. Смотреть на два бледных лица кронидиков забавно. Ожидают. Ответ ловят всеми ушами. Ну, и будет вам ответ.
«Ваша победа у вас под ногами. Осмелитесь поднять эти силы – и она родится от подземной воды, заплещет белыми крыльями. Не осмелитесь – сами окажетесь под ногами у Крона».
Смех царапает глотку, его хочется отплюнуть поскорее: чужой! У Посейдона лицо вытянулось в недоумении. Лицо Зевса светится страшной бледностью.
«Благодарю, о Предвечный. Я понял».
Была ли безнадежность в его голосе – или послышалось?
«Помните вашу клятву, Крониды…»
Кончилось, отступило.
Нюкта так руками и всплеснула, когда увидела нас: ой, как это она забыла предупредить? Беседовать с Эребом – это ж надо с навыком, а мы без привычки, но это ничего, вот у нее есть хороший укрепляющий настой, Геката варила, – мигом в себя придем…
Бледный до синевы Зевс молча потянулся за кубком. Жеребец ежился и тряс головой, будто пытался отогнать стаю летучих мышей.
Я стоял рядом и смотрел на братьев с недоумением. Поймал цепкий взгляд Нюкты, тоже сгорбился, схватился за кубок…
Отвернулся, чтобы выпить – и тут же попался в захват к Танату.
Убийца сжимал железными пальцами за плечи и ввинчивался в глаза взглядом, так, чтобы – до донышка, с отчаянием рудокопа, который идет к золотоносной жиле на глубине…
– Ты чего? – буркнул я вполголоса.
Убийца моргнул.
«Невидимка?»
«Не, Афродита бородой обросла и в черный гиматий оделась. А ты кого ждал?»
Разжал пальцы. Косой взгляд на мать – та сверлит взглядом.
«Никого».
«Совсем никого?»
«Или кого-нибудь. Всякое бывало».
– Сюда кто-нибудь когда-нибудь входил? – спросил я тихо.
Нюкта теперь хлопотала возле Жеребца: твердила, что он озяб, бедняжка, ванну предлагала…
– Входили… многие. Титаны и боги. Последним был Перс, отец Гекаты, он у нас правил потом, хоть и недолго.
– Входили – и…?
– Входили и выходили. Разными, – молчание. – Иногда.
Так и не понял: выходили иногда разными или просто иногда выходили, а иногда… А подробнее объяснять Убийца не захотел: качнул головой: «Не могу, не спрашивай», – всплеснул крыльями и исчез – как не было.
Нюкта опять проводила до Тартара, посетовала на дела, рассыпалась в благодарностях за такой визит. Посматривала недоуменно, но о чем мы там с ее мужем болтали – не спрашивала.
От Мома-насмешника удалось отвязаться на половине обратного пути: Посейдон только обмолвился, что вот, злой он чего-то кости бы кому переломать… а Мома уже как не бывало.
Шли и молчали.
Асфодели – хитрые глазки на бесконечных полях. Косятся-провожают. Дорога под сандалиями мелькает все быстрее.
– Жуть какая-то, – выговорил Посейдон. – Меня как льдом изнутри до костей… да придавило – до сих пор колотит. Ну, я сначала растерялся, а потом зубы сжал, поднапрягся – держался… Зевс, а ты?
Младший хмуро кивнул. Он ступал твердо, но зато на нем лица не было.
– Да, только меня жаром. Пришлось побороться. Аид?
Буркнул что-то невнятное – а что скажешь? «А я не заметил»? «А мне понравилось»?!
– Не впустую ли мы клялись? Эреб с его загадками…
– Это не загадки, – огрызнулся младший. – Тут все ясно.
– И?
– Что – и?! Что – и, я тебя спрашиваю?!
– О чем он говорил? Какое средство предлагал?
– Не все ли равно?
Торчит у дороги кипарис – одинокий и будто недоумевающий, что забыл здесь, когда собратья – по берегам Леты. Проходит мимо еще одна тень – знакомая с лица, может, из моих воинов, а может, встречались в бою.
