«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!» - [52]

Сегодня он чувствовал себя героем – как-никак, а сам Покрышкин похвалил, а это не часто бывает.

Час спустя возвратилась четверка во главе с Крюковым. Пал Палыч на глазах у Вершинина сбил три «мессершмитта». Крюкова и Покрышкина командующий приказал представить к награждению орденом Красного Знамени, о чем направил в полк отдельную радиограмму.

Узнав об этом, Саша сразу подумал: «Что-то скажет комполка Исаев? Наверняка заявит, что рано еще награждать. А главное, кого – того, кого нужно было отдать под суд. Ну да наплевать, что он там скажет и подумает. Приказ командующего обсуждению не подлежит – это раз. Мы побили немцев, хотя их было намного больше – это два. И это самое главное».

На следующий день Покрышкин вновь повел в бой шестерку. Ведомым у него на этот раз был Валентин Степанов, уже побывавший в боях летчик. Вернулись к обеду, собрались под крылом, и Покрышкин начал разбор вылета.

– Так, начнем. Кто спустил «белого мессера»? – спросил он и быстро обвел всех своим острым, лучистым взглядом.

– Я, товарищ гвардии капитан, – ответил сержант Савин, вытирая пот со лба, ожидая, что сейчас капитан его вновь похвалит.

– Что сбил, хорошо, – холодно заговорил Покрышкин, отрывисто бросая короткие, словно рубленые фразы. – Но вот что оставил без прикрытия ведущего своей пары, который в это время пошел в атаку, – плохо! Плохо, что сам бросился в атаку, не оценив обстановку. Очень плохо! Мне пришлось спасать тебя – выбивать из-под хвоста твоей машины «месса». А в этот момент был атакован мой ведомый, которому я обязан в первую очередь помогать. Ты понял? – сверлил он Савина упорным взглядом.

Савина словно окатили холодным душем.

– Так, товарищ гвардии капитан, он сам мне прямо под нос полез, – решил не сдаваться сержант. – Как тут было удержаться!

Не надо было ему этого делать.

– А вот так: не надо было атаковать, а надо было держаться своего ведущего, прикрывать его. Выговор тебе объявляю: за нарушение порядка в бою! Вчера хорошо держался, а сегодня из рук вон плохо. Слабак! Может, потому, что вчера ведомым у меня был? Да, напрасно я тебя похвалил, напрасно!

Савин удрученно молчал.

– Хорошо, что твоего ведущего Науменко в этот момент не атаковал фашист, – продолжил Покрышкин. – Ладно, давайте разберемся по порядку: внизу у немцев шли первая и вторая пары; чуть выше их прикрывала третья, и еще выше – четвертая. Итого их восемь. Я атаковал ведомого первой пары – сбил. Ведущий первой пары шарахнулся под вторую пару, надеясь, что она его прикроет. Моего ведомого Степанова атаковал ведущий второй пары «мессершмиттов» – Степанов ушел в сторону.

– Еле отбился, – вставил Валентин.

– Науменко атаковал ведомого второй пары, – продолжал Покрышкин, – чтобы немцы вдвоем не навалились на Степанова. Так, а Савин не удержался и атаковал шарахнувшегося ведущего первой пары. На Савина тут же бросился ведущий третьей пары. Пришлось мне Савина выручать – снял ведущего третьей пары. В этот момент меня атаковал ведомый третьей пары, а кто его выбил из-под хвоста моей машины?

– Я, товарищ гвардии капитан, – охотно доложил Савин.

– Ты-ы? – удивленно протянул Покрышкин.

– Так точно. Я увидел, что меня атакует «мессер», махнул переворот, как только тот «белый» из первой пары загорелся. Выхожу из пикирования, вижу – у «тринадцатой» в хвосте «мессер» – я потянул за ним и сбил.

– Ну, мо-ло-дец! – весело воскликнул Покрышкин. – Нет, точно, с тобой не заскучаешь! Значит, двоих снял? Раньше были у тебя сбитые?

– Был один, да ведь знаете вы, при вас ведь вчера все было.

– Ладно. Достоин ордена! Получишь… А выговор так и остается пока. Ясно?

Савин удрученно молчал.

– Сержант Савин! Вам все понятно?

– Так точно, товарищ гвардии капитан, понятно.

– Хорошо. Адъютант! – позвал капитан адъютанта эскадрильи. Он занимался планированием и анализом боевых действий эскадрильи, вел документацию. – Запиши: Савину объявляю выговор за нарушение порядка в бою.

Адъютант сделал в своем планшете пометки.

– Так, продолжим, – опять заговорил Покрышкин. – Науменко, как ты атаковал?

– Хитрый попался, еле доконал, – доложил Николай.

– А мы четвертую пару не допустили к вашей карусели, – не дожидаясь вопроса Покрышкина, доложил Речкалов.

– Хорошо, подведем итог. Значит, так: их было восемь, нас шесть. Сбили: я – два, Савин – два, Науменко – одного. Всего – пять. Потерь нет. А что? Неплохой итог, а? – Он широко улыбнулся, блеснув ровными белыми зубами. – Ладно, вы обедайте, вон официантки уже идут, а я пойду на КП, доложу о результатах вылета.

За прошедшую неделю Покрышкин сбил шесть самолетов, а его группа – двадцать девять. В полку о нем заговорили. Через пару минут летчики с мисками борща расположились на земле под крылом самолета, рядом оружейница набивала в пулеметные ленты патроны, недалеко от нее, прямо на траве укладчица переукладывала парашют – он должен быть всегда сухим. На аэродроме шла обычная фронтовая жизнь – стоял шум от моторов, одни самолеты взлетали, другие, вернувшись с задания, садились, сновали автомобили технического обслуживания.

И вдруг на аэродром с бреющего полета снарядом выскочила «кобра», прошла взлетную полосу, дошла до деревьев на окраине станицы и резко взмыла кверху, ввинчиваясь, словно штопор в пробку бутылки, в небо. Одна бочка, вторая, третья, четвертая. Самолет стал едва различим в бездонной синеве неба.