«Ахматовская культура» или «Не ложи мне на уши пасту!» - [32]

Мы стрелять перестали. В нас тоже. Дух стоял с ножом у елкиного горла и кричал:

— Бросай оружие!

Пока я колебался, Вувос покорно сказал:

— Беседэр! — и, как городошную биту, швырнул к ногам Духа свой «Галиль». Елка взвыла — ей попало по голени. Дух дернулся. Следом Вувос швырнул в ту же сторону десантный нож, как прежде в дверь каравана. И пригвоздил ухо Елки к сердцу террориста! Вот романтическая курва!

Полутруп ослабил хватку, Елка рванулась и с диким воплем залегла с «Галилем», прикрывая Номи. С ухом ей пришлось расстаться. Елка поскуливала от боли, а Номи от ужаса, глядя, как левая половина тетиного лица эаливается кровью. Я палил из автомата, как маньяк. Вувос вторил мне из трофейного «Узи». Мы очистили помещение и продвинулись до двери в насквозь простреливаемый коридор. Из боковых дверей поводили рылами стволы. Ловить было нечего. Я сунулся было в окно и чуть не получил пулю в лоб. Террористы опомнились от неожиданного взрыва, сняли противогазы и грамотно выбрали позиции. Прорваться было невозможно, но продержаться какое-то время мы еще могли.

Я в последние дни уже столько раз мысленно умирал, что после всех этих репетиций особого трепета перед премьерой не испытывал. Что меня еще ждало в жизни? Составлять протоколы на иврите, да выплачивать машканту.[48] Надоело.

Вувос успокаивал Номи, следил за дверью, менял обойму.

— Жаль, миньяна нет, — сказал я ему. — Надо бы поблагодарить Господа, что умрем не как крысы, а точно по плану, с оружием в руках. Ты не в курсе, у нас там никакой аидише Валгаллы не предусмотрено?

— Да-а, — вздохнул Вувос, — миньян что-то задерживается. А он бы нам сейчас ох, как пригодился.

— Дурацкая была идея с Умницей, — вдруг выдавила Елка, стягивая голову какой-то косынкой. — Что у вас в спецслужбах — дураки, чтобы этого мудака всерьез принимать? Раскаявшийся террорист, передача взрывчатки… да им подростки по пять раз на день с таким фуфлом звонят… Должен был сам позвонить. Может, еще не поздно? — она кивнула на телефон у окна.

Вувос вступился за меня:

— Нельзя. Засудят.

— За что?! — поразилась Елка. — Это же необходимая оборона!

— У евреев другие представления о необходимой обороне, — грустно сообщил Вувос. — Не спрашивай почему. Сам не понимаю. Боря, хорошо, что успел спросить — а ты понимаешь?

— Ладно, — сказал я. — Лучше уж три пожизненных и Номи на свободе, чем четыре трупа. Пойду звякну…

Я взял трубку, гудка не было. Но все равно, вовремя подошел к окну — зазвенело стекло, к моим ногам упала граната. Я успел выкинуть ее обратно.

Рвануло. Прислушался, в надежде услышать вопли, но было тихо.

— Умница, — сказал я в «длинное ухо», — если ты меня слышишь, вызывай полицию. Найди ближайший телефон и набери 100.

Противная вещь односторонняя связь. Мне тоже захотелось высунуться из окна и прокричать ему указания.

И вдруг началось! Я вскинул руки, как фанат при первых аккордах тяжелого рока:

— Наши! «Дувдаван»[49] в саду! Ещ-щ!!!

— Ха! — сказал повеселевший Вувос, с наслаждением вслушиваясь в стрельбу и взрывы. — А ты говорила — не приедут! Просто в Израиле всегда все опаздывают. Сейчас посмотришь настоящий «Вишневый сад»! Я тебе говорил, что «Дувдаван» на иврите — вишня? Пошли!

— Умница! — заорал я в прибор. — Не звони! Без полиции! Действуй по плану! Начинай!

Мы сорвали с себя куртки, надели фирменные кепочки, достали немногочисленные аксессуары. Поплевали на рукава и стерли, а скорее размазали кровь по елкиному лицу, ничего, в темноте сойдет. Особо тщательно упаковали Номи в рюкзак, туда же спрятали автоматы и куртки.

Нескольких оставшихся в коридоре растерянных террористов наш внешний вид деморализовал полностью, а наши пистолеты добили. Мы пробрались к выходу и застыли у приоткрытой двери, чутко вслушиваясь в какафонию боя.

— Где эта скотина? — вопрошал Вувос.

И Умница отозвался. Усиленный мегафоном голос перекрыл стрельбу:

— Внимание! Не стрелять! Съемочная группа Си-Эн-Эн!!! Дайте выйти журналистам из-под обстрела!

Он повторял это на английском, иврите и арабском. А мы уже бежали навстречу его прожектору через сад, через калитку заднего двора, петляя и цепляя ветки кинокамерой, фотоаппаратом «Киев» с допотопной вспышкой и палкой раздвижного микрофона, стараясь попадать в пятна света, чтобы видны были наши майки с большими буквами Си-Эн-Эн. Елка вопила что-то по-английски. Стрельба поутихла. Нас не тронули! Наши, видимо, не хотели лишних проблем. А арабы привыкли, что журналисты на их стороне.

Умница уже пересел на пассажирское сиденье и пригнулся. Я на бегу перехватил у Вувоса рюкзак, и он прыгнул за руль своего «Форда», на котором Умница успел намалевать три заветные буквы. Рванули с места. Я успел заметить удивленно приоткрытый рот нашего солдатика в арабской одежде.

Хорошие ребята у нас в спецподразделениях, и Ай-кью у них, говорят, высокий.

Только наивные.

Я осмотрел нашу «съемочную группу» и меня разобрал истерический смех.

Мы неслись в сторону Иерихона. На выезде из Маале-Адумим нам на хвост села Ленка, и Вувос поехал медленней. Умница тарахтел не переставая. «Длинное ухо» работало исправно — у него был полный эффект присутствия. И ему надо было с кем-то поделиться острыми впечатлениями: