Ахматова и Гумилев. С любимыми не расставайтесь… - [41]

В следующем взгляде, который Анна бросила на незнакомца, можно было заметить легкую зависть. Потом она посмотрела на Николая, к тому времени уже делавшего заказ официанту, и с грустью опустила голову. Ей в отличие от французских художников, да и всех остальных творческих людей, свободно писать стихи уже не удастся.

Николай сказал официанту что-то еще и заспешил к столику Анны.

— Я заказал салат, гренки с кофе и взбитые сливки, ты не против? А потом вина выпьем, — предложил он.

Анна молча кивнула. Воспоминание об их с Николаем последнем разговоре о поэзии, случившемся незадолго до отъезда в Париж, заметно испортило ей настроение, и заботливость мужа показалась слишком навязчивой. Ей было все равно, что съесть, ее мысли были заняты гораздо более важным вопросом.

После свадьбы она несколько раз показывала мужу свои новые стихи — те, которые считала удачными. Николай читал их, задумчиво кивал головой и с вежливым видом возвращал тетрадь, иногда сопровождая все это легкой снисходительной улыбкой. Анна видела, что стихи ему не нравятся, хотя и не решалась прямо спросить мужа об этом. Однако ее желание поделиться с Николаем своими творениями с каждым разом становилось все слабее. Потом она и вовсе перестала рассказывать ему о новых стихах. А еще через некоторое время вдруг заметила, что и писать их ей почему-то больше не хочется.

Если Гумилев и обратил внимание, что жена больше не достает из ящика свою исписанную тетрадку, то он долго не говорил об этом. Правда, ему и самому тогда было не до стихов — оба они готовились ехать во Францию и были заняты сборами в дорогу. Но накануне отъезда Николай, записав что-то в собственной тетради, неожиданно вспомнил и о том, что у его супруги было такое же любимое занятие.

— Тебе сейчас не до стихов? — спросил он понимающим тоном.

Анна, не готовая к подобному вопросу, растерянно развела руками:

— Да, как-то не до них в последнее время…

— Это и к лучшему, — согласился Николай, и Анне показалось, что он очень доволен ее ответом. — Ты ведь во многом талантлива, так что можешь не только стихами заниматься, но и чем-нибудь еще. Танцами, например, балетом — с твоей-то гибкостью!

Что ответить на это, Анна не знала. Слова мужа, на первый взгляд, прозвучали, как комплимент, и она не была уверена, что правильно поняла вложенный в них смысл. Но желание сочинять новые стихи у нее после этого пропало окончательно. Ни в дороге, ни после приезда в Париж она не написала ни строчки. Николай же, как ей казалось, был доволен таким положением вещей. И чем дальше, тем чаще Анне приходила в голову мысль, что он, может быть, прав, что его стихи лучше, талантливее, чем то, что сочиняла она, и что два поэта в одной семье — это слишком много. Она почти поверила в это, почти смирилась с тем, что больше никогда не будет писать… И вот теперь желание творить внезапно охватило ее с новой силой, стоило оказаться в романтичной кофейне и увидеть похожего на художника человека с загадочным взглядом.

— Что это за тип? — Гумилев тоже заметил странного посетителя кофейни и поглядывал на него с недоверием и досадой. — Если он еще раз на тебя так посмотрит, я с ним поговорю!

Анна с удивлением повернулась к «типу». Если он и смотрел на нее после того, как они случайно встретились взглядами, то она этого не замечала. Но Николай не стал бы возмущаться на пустом месте — значит, от него не укрылось что-то такое, чего она не увидела.

— О чем ты? — усмехнулась она, пожимая плечами.

— Только не говори, что ты ничего не замечаешь, — с подозрением буравил ее глазами Гумилев. — Он на тебя смотрит, как… как я!

— Что за глупости? — с трудом сдерживая смешок, шепотом спросила Анна. — Ты, кажется, меня ревнуешь?

— Ревную, — подтвердил Николай. — На тебя и те двое уже поглядывали, — он кивнул в сторону двух других парней, занявших к тому времени столик у двери. — Похоже, в эту кофейню не принято приходить с женами…

Глядя на его обиженное, как у ребенка, лицо, Анна развеселилась еще больше.

— Успокойся, мы их видим в первый и последний раз, — сказала она все так же тихо. — Сейчас поедим и уйдем отсюда.

— Да, давай поедим скорее! — Гумилев заерзал на месте и стал искать глазами официанта. К его огромной радости, тот уже шел к их столику с уставленным посудой подносом.

Анна придвинула к себе блюдца с салатом и гренками, взяла крошечную чашку кофе и сделала маленький глоток. Торопиться ради того, чтобы угодить неожиданно ставшему ревнивым супругу, она не собиралась. Впрочем, чтобы не злить его еще больше, старалась все-таки не смотреть на вызвавшего гнев Николая незнакомца.

Еда в кофейне оказалась вкусной, а кофе и вовсе был выше всяких похвал, и на некоторое время молодая женщина забыла и о красавце-художнике, и о собственной тоске по поэзии. Сидящий рядом муж старался расправиться с едой как можно скорее и все так же нетерпеливо вертелся на стуле, поглядывая то на часы, то на показавшегося ему подозрительным посетителя кофейни. Анне стало ясно, что в это милое и уютное место они больше не придут: у Николая будут связаны с ним неприятные воспоминания, и ей не удастся уговорить его заглянуть сюда снова. Это опять привело ее в невеселое расположение духа, и она решила, что теперь стоит по возможности сильнее растянуть удовольствие от пребывания в кофейне. Остатки едва теплого кофе она допивала такими редкими и маленькими глотками, что это заняло у нее больше получаса. Николай к тому времени уже не вертелся на стуле. Он сидел неподвижно, как школьник, сложив руки перед собой на столе, и как будто считал секунды до того момента, когда они смогут уйти.