— Считается, что гипотетические пришельцы оставили не только материальные следы. После них сохранились предания и мифы, а также устойчивые идиомы в языках народов, с которыми они контактировали.
— Что ж, — сказал Гудков. — Звучит логично.
— Экзологично, — усмехнулся Коровин. — Знаете вы, например, где находится то место, что за тридевять земель?
Гудков пожал плечами.
— Наши экзопалеолингвисты выяснили, что на Луне, — продолжал Коровин. — Оказывается, если взять земной диаметр и умножить на двадцать семь, получится расстояние от Земли до Луны. Не с такой уж большой ошибкой.
— Здорово придумано, — сказал Гудков. — Остроумные ребята эти ваши палеолингвисты.
— Очень, — подтвердил Коровин. — Это тема диссертации.
— Неужели правда?
— Да, — сказал Коровин. — Причем автор делает много других выводов. В частности, цепочка изящных экзологических построений приводит его от числительного «тридевять» к ценным соображениям относительно математики пришельцев и устройства их кибернетических машин.
— Блестяще, — сказал Гудков.
— Это не все, — продолжал Коровин. — Радиус лунной орбиты все-таки немного больше, чем «тридевять» земных диаметров. Используя известные данные по изменению гравитационной постоянной и связанному с ним увеличению земного шара и межпланетных расстояний, он находит дату прилета пришельцев.
— У меня нет слов, — восхищенно сказал Гудков.
Коровин продолжал:
— Кроме того, отмечая симметрию выражения «за тридевять земель, за тридевять морей», диссертант определяет соотношение площадей моря и суши в ту эпоху и вычисляет суммарную поверхность исчезнувших континентов, в том числе Атлантиды.
— Достаточно, — сказал Гудков. — Завтра же бросаю работу и перехожу в ваши палеолингвисты.
— Экзопалеолингвисты, — поправил Коровин. — Это очень важная приставка. Еще в прошлом веке некто Симеон указал на появление большого количества экс-биологов, называющих себя экзобиологами. Его слова звучат сейчас очень современно. Именно так мы и трудимся. Экс-лингвист, называющий себя экзолингвистом, занимается построением языков, на которых никто никогда говорить не будет. Экс-радиоастроном, называющий себя экзорадиоастрономом, прочесывает небо в поисках разумных сигналов, ничего не обнаруживает, получает результаты из области чистой астрофизики и кончает тем, кем начинал, — простым радиоастрономом. А экс-археологи вроде меня колесят по планетам, ищут следы — и тоже безрезультатно. Только в одном мы корифеи — в теоретической экзофилософии. Которая на самом деле экс-философия.
— Остановитесь, — сказал Гудков. — Я понимаю, что вы считаете себя вправе шутить над собственной профессией. Как всякий специалист, любящий свою работу. Но ведь у вас был контакт. В позапрошлом году. Только сейчас о нем почему-то не пишут.
— А, — сказал Коровин. — Односторонний радиоконтакт Волкова- Алешина-Гинзбурга. Было дело.
— Вот видите.
— Я-то вижу, — сказал Коровин. — Хотите знать, что произошло в действительности?
— Конечно.
— Тогда слушайте. За сто лет после опубликования статьи Коккони и Моррисона экзосоциология превратилась в солидную науку. Сейчас, спасибо теоретикам, нам известно практически все. Каким образом мы поймаем сигналы чужих цивилизаций. Когда мы их поймаем. Как расшифруем. Ну и, разумеется, какого могущества достигнем, приняв и прочитав их. А два года назад Волков и Гинзбург из Лунной обсерватории объявили, что они слышат чужую передачу.
Гудков слушал внимательно, не перебивая, повернув к Коровину чуть скуластое загорелое лицо. Ладонью правой руки он ритмично похлопывал по широкому подлокотнику кресла.
— Представляете, что мы чувствовали?
Гудков в ответ улыбнулся.
— А что мы почувствовали через сутки, когда передача прекратилась? — сказал Коровин. — Но экзолингвисты заявили, что записанной информации вполне достаточно. А потом…
— У них ничего не получилось? — спросил Гудков. Он смотрел на Коровина не мигая.
— Уж лучше бы не получилось. Многие так считают. Знаете, что это было?
Коровин сделал паузу.
— Оказывается, в полупарсеке от Солнца чей-то чужой звездолет попал в аварию.
— Так это был SOS?
— Да, — сказал Коровин. — Причем из текста понятно, что его родная планета находится очень далеко, где-то в центре Галактики. И они обращались за помощью к ближайшим населенным мирам. То есть к нам. А мы расшифровали передачу только через год.
Гудков ничего не сказал. Он опустил глаза и смотрел на свои пальцы, лежащие теперь неподвижно на подлокотнике кресла.
— Возможно, они еще живы, — сказал Коровин. — Возможно, мы не так уж опоздали с расшифровкой. Какая разница? Мы не сможем прийти на помощь даже через полвека.
Некоторое время в кабине стояла тишина.
— Видимо, рано мы за это взялись, — сказал Гудков, разглядывая свои неподвижные пальцы.
— За что? — неохотно опросил Коровин.
— За экзосоциологию. За поиски контакта с другими цивилизациями. Мы еще недостаточно созрели. И технически и морально.
— По-моему, любая космическая деятельность подразумевает ответственность, — сказал Коровин.
Гудков помолчал.
— Возможно, вы и правы. Но на практике все иначе. Сейчас вы по делам?
— Да, — сказал Коровин. — На Титан, на экспертизу.