Ахилл Татий «Левкиппа и Клитофонт». Лонг «Дафнис и Хлоя». Петроний «Сатирикон». Апулей «Метамофозы, или Золотой осел» - [13]

XV

После погребения я поспешил к Левкиппе. Она гуляла по саду, который окружал наш дом. Сад этот походил на рощу, он услаждал взор всякого, кто на него глядел. С четырех сторон он был обнесен невысокой оградой, а внутри ограды выстроился хоровод колонн, в котором густо теснились деревья, уступая колоннам в высоте. Пышные ветви соседних деревьев сплетались между собой, листья крон перемешивались, цветы и плоды сливались в тесном объятии. Плющ и вьюнок обвивались вокруг мощных стволов, побеги вьюнка виднелись среди густой листвы платана и сбегали вниз по его стволу, плющ взбирался на сосну, заключив ее в свои объятия, став ее опорой и в то же время увенчав ее вершину. Вокруг деревьев, опираясь на тростник, поднимались виноградные лозы, и тяжелые гроздья сочных ягод свешивались вниз, являя собой как бы кудри растения. Пробиваясь сквозь листву, трепетавшую от порывов ветра, солнечные лучи дрожали на земле.

Рядом сверкали яркими красками розы, нарциссы, фиалки, багрянцем горела земля. Чашечки розы и нарцисса по форме одинаковы, это фиал цветка; но лепестки розы и нарцисса как бы дополняют друг друга своими цветами, лепесток розы, у основания своего молочно-белый, переходит в кровавый пурпур, а лепесток нарцисса того же цвета, что нижняя часть розового лепестка. У фиалки нет чашечки, и цвет ее напоминает сверкающую в безветрии морскую гладь. Среди великолепия цветов бил ключ. Влага его, заключенная в четыре стены искусно сделанного бассейна, была зеркалом для цветов, так что создавалось впечатление, будто у нас не одна роща, а две: одна настоящая, а другая — существующая в отражении.

Порхали по саду птицы, одни, ручные, довольствовались кормом, которым услаждали их люди, другие вольно порхали в вершинах деревьев. Одни разливались трелями, другие радовали взор красой оперения. Цикады и ласточки напевали о любви Зари, о пиршестве Терея. Павлины, лебеди и попугаи были ручные — лебедь плавал по водной глади, попугай жил в клетке, которая висела на дереве, павлин ходил по земле, волоча по цветам свой хвост. Сверкали цветы, подобные в своем блеске крыльям птиц.

XVI

Прежде чем заговорить с Левкиппой о делах любви, мне хотелось ее к этому подготовить. Я начал беседовать с Сатиром, причем повод для этой беседы подал мне павлин. Левкиппа в это время прогуливалась с Клио и остановилась, привлеченная зрелищем, которое являл собой распустившийся хвост павлина.

— Павлин делает это, конечно, не без умысла, — сказал я, — он знает толк в любовных делах. Именно поэтому он и прихорашивается, пытаясь таким способом привлечь к себе возлюбленную. Видишь на соседнем дереве паву? (Я показал ее Сатиру.) Ей-то он и демонстрирует свою красоту, распуская пестрый луг перьев. Но его луг блещет более красивыми цветами, чем настоящий, — золотом изукрашены его перья, золото заключено в пурпурные кольца, и на каждом пере глаз.

XVII

Сатир с полуслова понял мой замысел и, чтобы дать мне возможность продолжить разговор на эту тему, воскликнул:

— Неужели же Эрот обладает такой силой, что его огонь сжигает даже птиц?

— Не только птиц, — в этом я не нахожу ничего удивительного, потому что он ведь и сам крылат, — ответил я. — Но ему подвластны и змеи, и растения, и, мне кажется, даже камни. Например, магнесийская руда влюблена в железо, — как только она его увидит, она его касается, влечет его к себе, словно у нее есть огонь любви. Разве нельзя сравнить это с поцелуем?

А что рассказывают ученики мудрецов о растениях? Я бы не поверил им, если бы того же не говорили и дети земледельцев. Оказывается, что растения тоже влюбляются друг в друга, причем особенно страдают от любви финиковые пальмы. Среди них есть деревья мужского и женского пола. Бывает так, что они влюбляются друг в друга, и если пальму-женщину сажают далеко от того места, где растет ее возлюбленный, она начинает увядать. Но земледелец понимает причину печали растения, он выходит на такое место, откуда можно обозреть пальму со всех сторон, и смотрит, в какую сторону она склонилась. А пальма склоняется в сторону возлюбленной. Выяснив направление, земледелец вылечивает болезнь дерева. Он срезает побег пальмы-женщины и прививает его к сердцу любимого. Так земледелец исцеляет душу дерева, и тогда умирающее тело начинает воскресать, наливается жизненными соками и опять оживает, — такова радость соединения с возлюбленной. Это брак растений.

XVIII

Бывает, что воды сливаются в браке при посредстве моря. Элидский поток, например, влюблен в Сицилийский источник. Среди морской пучины мчится этот поток, словно по равнине. И море не заливает его своей соленой волной, но разверзает пучину, чтобы освободить ему путь, так что расселина его становится руслом для одержимого любовью потока. Море сочетает браком и Алфея, провожая его к Аретузе[19]. Во время Олимпийских празднеств к потоку собираются люди и бросают в него разные подарки, он же стремительно несется с ними прямо к своей возлюбленной и спешит передать ей свадебные дары.

Другою рода таинства любви происходят у пресмыкающихся, причем вступают в брак не только однородные из них, но и принадлежащие к разным видам. Гадюку влечет к себе мурена, хотя гадюка живет на земле, а мурена — морская змея, причем она змея по виду, а используется в пищу как рыба. Когда приходит пора им вступить в брак, гадюка выходит на берег моря и свистит в сторону моря, подавая таким образом знак мурене, а мурена понимает этот условный знак и выплывает из волн морских. Но мурена не идет сразу к своему жениху, потому что знает, — в зубах его смертельный яд, она вылезает на какую-нибудь скалу среди морских волн и там сидит в ожидании того, когда ее жених освободит от яда свою пасть. Так они стоят друг против друга, она на скале, а он на берегу, и смотрят один на другого. Когда же влюбленный избавится от того, чего страшится его невеста, и она убедится, что смерть уже покинула уста ее возлюбленного и исторгнута на землю, мурена спускается со скалы в море, плывет к берегу, выбирается из воды и обвивается вокруг возлюбленного, не страшась более его поцелуев.