Ах, Париж! - [51]

— Мне кажется, герр барон, что мадемуазель находится здесь.

Она быстро обернулась, лицо ее побелело, а глаза расширились от испуга. В комнату вошел барон, показавшийся ей еще более важным и суровым, чем обычно.

— А, вы здесь, Гардения, — сказал он. — Мажордому показалось, что он видел, как вы вошли сюда.

— Нам не о чем с вами говорить, — запальчиво ответила Гардения.

— Мое милое дитя, — сказал барон, разводя руками. — Позвольте мне извиниться. Боюсь, что вчера я напугал и расстроил вас. Это было очень глупо с моей стороны. Вы должны понять, что я смотрю на вас как на ребенка, только как на ребенка. Вы могли бы быть дочерью моего дорогого друга, герцогини. Когда я поцеловал вас, а я полагаю, что именно это вас рассердило, это был поцелуй отца или дядюшки, не более того, уверяю вас.

В то время Гардении показалось, что это был далеко не отеческий поцелуй, но теперь она сказала себе, что она слишком неопытна, чтобы судить об этом. Может быть, немецкие отцы и дяди действительно целуют своих детей в губы. Конечно, у англичан это не принято. Но, как она часто замечала, иностранцы во многом от них отличаются. Она слегка расслабилась. Глупо было держаться столь воинственно, когда барон готов извиняться с таким уничижением.

— Мы должны стать друзьями, Гардения, — говорил он, и она чувствовала, что он прилагает все усилия, чтобы его голос звучал мягко. — Мы оба любим одного человека, мы оба хотим, чтобы она была счастлива. Разве не так? Разумеется, я имею в виду вашу дорогую тетушку.

— О да, конечно, — согласилась Гардения.

— В таком случае мы не должны ссориться, — продолжал он. — Она привязана к вам. Она сама говорила мне, как она вас любит. В ее сердце вы заняли место ребенка, которого у нее никогда не было. Обо мне речь не идет, но все, чего я хочу, — это чтобы она была счастлива и покойна. Вы меня понимаете?

— Да, конечно, — снова сказала Гардения.

— Так вы меня прощаете? — спросил барон

— Я прощаю вас, — ответила Гардения.

Ей не оставалось ничего другого.

— Значит, с этим покончили, — решительно сказал барон. — А теперь, моя дорогая Гардения, присядьте на минутку, потому что я должен сообщить вам кое-что очень важное, поэтому я и приехал пораньше. Я не хотел, чтобы ваша тетя знала о нашем разговоре.

Гардения снова насторожилась.

— Почему? — спросила она.

— Сядьте, и я расскажу вам, — ответил барон.

Она послушалась и присела на краешек кресла, держась очень прямо и сложив руки на коленях. Хотя она и простила его, он нравился ей не больше, чем может нравиться болотная жаба.

«Я не доверяю ему», — подумала она.

Его глаза воровато бегали, и у нее было такое чувство, что всякий раз, когда приходили в движение его толстые губы, они изрекали ложь. Нужно быть очень осторожной.

— Я уже говорил вам, — начал он, — как ваша тетя любит вас. А вы сами как к ней относитесь?

— Разумеется, я люблю тетю Лили, — возмущенно ответила Гардения. — Она была так добра ко мне! К тому же она моя единственная родственница. Кроме нее, у меня никого нет.

— Это очень печально, — заметил барон. — Вам повезло, что у вас есть такая тетя, которая взяла вас в свой дом, сделала членом своей семьи и заботится лишь о вашем благе.

— Тетя очень добра, — пробормотала Гардения.

— Совершенно с вами согласен, — сказал барон. — Поэтому я и хочу, чтобы вы, в свою очередь, сделали кое-что для нее.

— Ну конечно же, — согласилась Гардения. — Что я могу сделать?

— Кое-что довольно трудное, но что доставит ей большую радость, — сказал барон. — Вы согласны?

— Разумеется, — ответила Гардения. — Тут даже не о чем спрашивать. Только почему тетя Лили не попросит меня об этом сама?

— В этом-то и дело, — сказал барон. — Ваша тетя ничего не должна знать о том, что я вам сейчас скажу. Это очень важно! Потому что, как только она узнает об этом, она тут же запретит вам что-либо предпринимать, ведь вы же знаете, как она бескорыстна и, как всегда, думает обо всех, только не о себе?

— Это верно, — согласилась Гардения.

— Так вот, дело в том, — продолжил барон, — что у вашей тети есть протеже, молодой человек, к которому она очень привязана, потому что его мать была ее лучшей подругой. Он сирота, и с тех пор, как умерли его родители, ваша тетя взяла на себя ответственность за его благополучие. Он англичанин и очень хотел служить на море. Ваша тетя все устроила, и сейчас он — офицер Британского военно-морского флота.

— Сколько ему лет? — спросила Гардения не потому, что ее это интересовало, а для того, чтобы что-нибудь сказать.

— Я думаю, семнадцать или восемнадцать, — неопределенно ответил барон. — Конечно, он всего лишь гардемарин, или как вы там называете самых младших офицеров флота.

— Совершенно верно, гардемарин, — подтвердила Гардения.

Барон вставил в глаз монокль.

— Ваша тетя беспокоится, — сказал барон, — так как она думает, что этот юноша, кстати, его зовут Дэвид, попал в беду.

— Почему она так решила? — спросила Гардения.

— Потому что она получила от него несколько писем — их тайно доставили его друзья, но беда в том, что они зашифрованы.

— Зашифрованы! — воскликнула Гардения.

— Мы так полагаем, — пояснил барон, — и, разумеется, ваша тетя не может их прочитать.