Агриков меч - [56]

Но голод пока что Мурому не грозил. Не зима всё же – только-только урожай в закрома свезли. И на что только Фёдор надеялся, затевая осаду?

– Почему он не уходит? Вот что меня по настоящему беспокоит, – говорил Юрий. – Взять город он не смог и теперь уж не сможет. Тут всё очевидно. Но нет ли у Ирода в запасе какой-нибудь пакости? И про колдуна ведь не зря слухи ходили. Приступом не возьмёт город, железно! А хитростью?

Вопрос этот всех сейчас беспокоил, не одного только Юрия.

– Потому и надо уже сейчас за помощью посылать, – сказал Павел. – Тут надменности или гордыни быть не должно. Прежде всего, к мещёрскому князю Уку посла отправить. На быстрой лодке со сменными гребцами до Елатьмы день ходу. Ещё день уйдёт на то, чтобы весть добралась до Городца. Ну, пусть ещё день князь собирать дружину будет. Да сюда дорога день-полтора займёт. А что через пять дней здесь случится, одному богу известно. Как бы ещё и не опоздали.

– Договора у нас с ним нет, – заметил Юрий. – Может, пришлёт помощь, а может и нет. Пронадеемся зря.

– Да и сил у него немного, – добавил один из бояр. – Сколько Ук сможет прислать, даже если помочь решит? Сотню? Две? Вряд ли хитрая лиса все свои полки из города выведет. Скорее всего, ограничится сотней. А этого мало, чтобы осаду снять.

Борис взял слово и предложил отправить за помощью в Нижний Новгород. Как раз, мол, и союз на прочность проверим и вниз по течению быстрее грести.

Его предложение многие хоть и не отвергли совсем, однако взяли под большое сомнение.

– Туда вниз, допустим, а обратно, да с войском? – возразил всё тот же боярин. – А по Оке двести вёрст почти. Можно, конечно, лесами пройти, но это дело долгое и неверное. В тех лесах легко на мордовский отряд наскочить. Не союзной мордвы, а той, что с ордынцами связана, а то и на самих ордынцев. Тогда как бы вместо помощи худо не вышло.

– И союз толком ещё не состоялся, – добавил Павел. – Константин Васильевич не тот человек, чтобы лезть в чужие дела вслепую.

– Вовсе наоборот! – возразил Борис. – Если бы против кого-то из соседей, другое дело. А против самозванца, отец поможет.

Тем не менее, после жарких споров решили никакой помощью не брезговать, возможных отказов не боятся, а отправить гонцов и вниз и вверх по Оке.

И опять возник вопрос, а как быть дальше? Ожидать помощи, укрываясь за стенами, дело хорошее, но больно уж ненадёжное. Опять колдуна помянули. Враг он тоже сейчас не вареники лопает, думает, как бы город взять. А ещё хуже, если решит Фёдор, что дело не выгорело, да и надумает спалить Муром, мол, если не мне, так пусть никому. Тогда никакие союзники уже не понадобятся. По общему мнению, всё шло к тому, что без кровавой бойни не обойтись.

– Время потянуть нужно, – сказал боярин.

– Да как же его потянешь? – удивился Юрий.

Тут слово взял воевода и предложил:

– Надо бы посольство к Фёдору отправить. Как бы отступное предложить. У него в лесу денег, слышно, не больно много водится. Может, клюнет на серебро. Может, смутится, замешкает. Заодно и выведать можно, что он задумал, почему не уходит?

– Да какое там посольство? – возразил Павел – Фёдор любому нашему боярину голову с радостью оттяпает и вернёт в мешке вместо ответа, как у степняков принято. Благодарить ещё будет, что сами к нему на расправу человека послали. Он же всех бояр за предателей держит, разговаривать даже не станет.

– А вон Бориса Константиновича можно послать – сказал Слепень, махнув рукой в сторону Бориса. – Суздальскому княжичу, небось, не оттяпает голову-то, руки коротки!

Все сразу смолкли. Про то, что Борис не свой, не муромский, как-то успели позабыть. Теперь задумались.

Павел повернулся к княжичу и сказал:

– А ведь и верно, – сказал Павел и повернулся к княжичу. – Тебя он и правда не тронет, и в заложники не возьмёт. Не посмеет, побоится отца твоего. Не знаю, насколько мы этим времени выиграем, но разведать какие там силы и что себе Фёдор думает, нам не помешало бы. А тебе он скорее откроется.

«Весёлое дело, – подумал Борис. – Просто ремеслом каким-то эти посольства для меня стали. Вроде как коз разводить».

И дал согласие.

***

Три всадника выскользнули из приоткрывшихся на миг ворот Мурома и понеслись на полном скаку к ставке восставшего князя. Клинки их были убраны в ножны, а под развевающимися плащами не горела на солнце броня. Знамён у всадников тоже не было никаких.

В них никто не стрелял, и тревоги не поднимали. Рассудили, что коль всадников только трое, то вряд ли это безумцы, что задумали сделать вылазку. Это либо посольство напуганного до смерти Юрия, либо перебежчики – бояре, крысы продажные, не подозревающие, что измена от гнева Фёдора их не спасёт. Потому стоящие в дозоре воины наблюдали за скачущей тройкой с презрительной усмешкой.

Но вот нижегородцы приблизились к ближайшей заставе, осадили коней, а Румянец, большой любитель до пышных речей и знаток церемоний, выпалил ровным и зычным голосом:

– Князь суздальский Борис Константинович, к князю Фёдору Глебовичу, с посольством.

Усмешки разом слетели с лиц дозорных. А их начальник даже смутился. Откуда здесь было взяться суздальскому князю? С каких таких елтыхов? Ну, пусть даже не князю, а княжичу, но ведь самого великого Константина Васильевича младшему сыну! Это, братцы, не шутка, тут как бы впросак не попасть.