Агнешка, дочь «Колумба» - [68]

— То, что солтыс не захотел с тобой покумиться, это дело понятное, раз они с Януарием сговорились, — бурчит Пащукова. — Меня то удивляет, что Лёда не пришла. Все же она вам свойственница.

— Скоренько помешайте компот, соседка, а то убежит…

— Чудно, очень мне чудно, что Лёде неможется. Ты еще вспомнишь мои слова, Павлинка.

— …и разливайте бульон, а я буду носить.

В самой середке боковой комнаты красуется складной стол, вытянутый с обоих концов на всю длину и накрытый двумя скатертями. На самое почетное место Зависляк посадил любезную куму, а по правую руку от нее — кума Лопеня с Лопеневой. Слева от себя кума посадила для компании Семена. Семен сидит немножко боком, потому что у него за спиной коляска с Гелькой — так Семену удобней покачивать левой рукой коляску и баюкать Гельку. И то хорошо, думает Павлинка, расставляя тарелки с бульоном, что Семенчику этого захотелось, что он никого не стыдится, хоть и нет на нем никакой такой обязанности.

Рядом с дедом Лопенем оставлен пустой стул для Пащуковой, дальше сидят Пащук, кузнец и Пеля. На другой стороне Ганка с Юром — оно немножко неладно, что их посадили напротив кузнеца, да не беда, раз Пеля их помирила и раз водки сегодня не будет. Еще тут Макс, Прокоп и Оконь, неразлучные дружки, и Коздронева — она пришла одна, без мужа, как и некоторые другие соседки, а в конце Януарий, на самом углу стола, чтобы сподручней было помогать, — вот и все.

Что-то не очень проворно едят гости этот бульон с домашней лапшой. Может, курятина развеселит, расшевелит их, хорошая курятина, не жирная и не тощая, курица по-львовски, с разными овощами и приправами. Павлинка научилась готовить это блюдо у своих богатых родственников Пшивлоцких, у тети покойного Адама, в те давние времена, когда она уже готовилась к собственной свадьбе со своим милым, с отцом Эльки, погибшим так ужасно, под копытами жандармских коней… С чего мне это вспомнилось в такой день? — удивляется Павлинка и поскорее смахивает слезы, а то Пащукова уже смотрит на нее с подозрением.

— Да уж и я бы запечалилась, беспременно, — говорит она с проницательным участием. — Каково тут одной управляться, когда столько детей…

— Э, зря вы это! — возмутилась Павлинка. — Я от лука. Вы лучше за стол идите, а то там как-то не того. Теперь я сама управлюсь.

И она кидается с угощением к кухонному столу, за которым гости ведут себя шумнее и непринужденнее.

— Помню, в Усичанах. — Пащукова появляется в тот самый миг, когда речь держит ее отец. — Ехали мы с крестин, а зима была невиданная, угодили в сугроб, перевернулись и потеряли дите. Да уж нашлось, нашлось, вот она, Пелагея. Но до самого дома никто не спохватился, такие были пьяные, все как есть.

— Вытрите усы, дедуся, — недовольно говорит Пеля, — а то они в капусте мокнут.

— Вот видите, — возвращается к рассказу Агнешка, — еще немного, и случилось бы несчастье. А ведь можно и без вина веселиться.

— Можно, почему нельзя… — соглашается кум Лопень и с кроткой покорностью вздыхает.

— Нынче все можно, — подхватывает Пащук. — Теперь другая мода.

— Эх, доннеркурвер, бывало…

— Не выражайся при учительнице.

— Ты, Януарий, на ксендза смахиваешь или на органиста. Так выдай проповедь, чтоб не заснуть.

— Говорить я не мастер, — вяло поднимается Зависляк. — Да и была бы причина… — Но все же он совершает над собой усилие и объявляет натужным басом: — Пускай растет наша Гелька, раз уж мы ее окрестили, и долгой жизни нашей куме, куму Лопеню и всем гостям.

И машинально тянется к рюмке. Некоторые встают и тоже тянутся к несуществующим рюмкам и, чтобы сгладить неловкость, взмахивают — кто просто рукой, кто поспешно схваченной ложкой, нестройно кричат: «Сто лет, сто лет!..» — и с облегчением возвращаются к прерванному занятию — к еде.

— Давайте споем хором, — пытается спасти положение Агнешка, — песня поднимает дух, песня сближает. — И, сказав это, сразу же чувствует тошноту в горле, оттого что вырвались эти школьные слова, такие бессильные и мигом вянущие под весело-насмешливыми взглядами Макса и Оконя. Но несмотря на это, она мужественно запевает первое, что приходит в голову:

Мы го-о-оры покоряем…

Песенки этой никто не знает, и она одна поет весь куплет до конца и замолкает. По примеру Ганки все хлопают, значит, понравилось.

— Спой что-нибудь ты, Ганка, — просит Агнешка.

Ганка Кондера задумывается, она так смущена, что веснушки на ее носу темнеют, и наконец тоненьким голоском запевает:

Шла девчонка во лесочек…

Женщины подхватывают мелодию несмело и протяжно, кое-кто из мужчин поет себе под нос вторым голосом, и все это тонет во всеобщем кашле и харканье.

— Паршивая погода, чтоб ее… — оправдываясь, говорит Агнешке кузнец, — в костях ломит, в горле дерет…

— Ты почему, Семен, без гитары? — огорчается Павлинка.

— Сюда бы лучше Прокопову гармонь.

— Э-э-э, есть из-за чего стараться… — бурчит Прокоп.

— Тогда включи радио, Павлинка, — предлагает Агнешка, чувствуя, что ее запал иссякает. — Может, кто потанцует.

— Какие под радио танцы! — решительно заявляет Пеля и, подперев голову, смотрит на Агнешку с таким видом, будто хочет затеять ссору.

— Не включайте, касатка, не включайте, — просит старуха Лопенева, разобрав кое-как, о чем речь. — У меня сразу голова разболится — и не услышу ничего, а все равно разболится.