Агидель стремится к Волге - [14]

— Раз так, нечего медлить!

— Мы все как один согласны!

— Купец о нашем благе печется.

— Благороднейший человек!..

Получив разрешение на закладку соляной варницы, Григорий Строганов облегченно вздохнул.

— Даю слово никогда не забывать доброты вашей и помогать вам, чем смогу, — пообещал растроганный купец и вскоре объявил, что собирается в Москву.

Айсуак-бею захотелось узнать, за какой надобностью.

— Для постройки завода нужно царево дозволение, — объяснил гость.

Сидевшие в сторонке старейшины, услышав его ответ, удивленно переглянулись.

— Это еще зачем?! Какое Ак-батше дело до башкирских земель?

— Разве купцу не хватает нашего слова?

— В том-то и дело, что не хватает, — отозвался тут Айсуак и пояснил сородичам, на каких условиях башкиры объединились с Московским государством. — Теперь без разрешения царя никто не сможет затеять на наших землях дело — строительство завода или занятие охотой.

— Значит, Ак-батша получил право вмешиваться в нашу жизнь… К добру ли это?

— Конечно, к добру! Если он не будет вмешиваться и помогать нам, земли наши разграбят чужаки.

— Ну, тогда ладно!

— Очень хорошо!

— Пускай кряшен съездит в Москву, мы не против, — согласились успокоенные старейшины и не спеша разбрелись по своим жилищам.

Когда Строганов остался с вождем наедине, он с опаской огляделся по сторонам и, придвинувшись к нему поближе, доверительно спросил:

— Айсуак-бей, правду ли говорят, будто государь закрепил за башкирами вотчинное право[14]?

Тот согласно кивнул:

— Все верно. Это прописано в Жалованной грамоте. А зачем же мы, по-твоему, платим в царскую казну ясак?

— Москва так и будет следить за охраной ваших земель и имений?

— Мы сами просили его помочь, взять под защиту наше добро, земли-воды, оградить нас от чужеземцев, — заметил Айсуак-бей, достал берестяной свиток и, потрясая им, как самым важным документом, сказал: — Когда составляли эту указную грамоту, особо написали о наших землях и религии. Великий князь Иван Васильевич дал слово и поклялся: башкир, что ислам исповедуют, никогда в другую религию не насиловать, и чтобы мы, башкирские роды, стали нести искреннюю службу.

Выслушав его, Строганов какое-то время молчал, словно забывшись, потом вдруг встрепенулся и спросил:

— Ты давеча про ясак говорил. Вы и вправду платите в казну подати?

— Исправно платим.

— А велика ли дань?

— Не больше и не меньше, чем ханы татарские брали. Но мы не только ясак платим. Как сказано в Жалованной грамоте, башкорты должны снаряжать за свой счет людей и посылать их на службу в русское войско, в иноземные походы да на охрану юго-восточных границ.

— Границ? — переспросил Григорий. — Это еще зачем? Неужто кто отваживается нарушать ваши пределы?

— На чужое добро всякий польстится, — горько усмехнулся Айсуак-бей. — Особенно лютуют ногайские мурзы. После изгнания из Башкортостана они бежали в сторону Азова и Кабарды, обосновались там, ханство обустроить успели — Малую Орду. Укрепились при помощи крымского хана Давлет-Гирея и то и дело совершают набеги на башкирские селения, грабят людей, учиняют погромы, дома поджигают, угоняют целые стада, женщин и детей везут на невольничьи рынки, продают в рабство. Хорошо еще, что мы вовремя в Москву на поклон явились, а то бы нынче от башкортов, верно, ничего не осталось бы…

— Значит, по-твоему, союз этот вам на пользу?

— Никто не знает, что нас ждет впереди. На будущее загадывать не будем. А покамест, слава Аллаху, все вроде бы неплохо складывается. И мы не каемся, что примкнули к русским, — сказал Айсуак-бей. — Сам посуди: татарские ханы помыкали башкортами больше трех веков. Теперь же мы избавились от них и радуемся, что можем покончить с разобщенностью и наконец-то воссоединиться.

— Значит, ваш народ столько времени жил этой надеждой?

— А как же! Мы, башкорты, никогда не забывали, что это наши кровные земли, родовые владения, и мечтали когда-нибудь их себе вернуть…

Видя, что разговор принимает нежелательный для него оборот, Строганов решил переменить тему.

— Мне, пожалуй, надо будет доложить государю, что я уже получил от башкирцев дозволение на строительство соляной варницы между Чусовой и Камой.

— Доложи, конечно.

IX

В 1558 году Григорий Строганов докладывал царю, что по обе стороны реки Камы до Чусовой места пустынные, непаханные. Утверждая, что земли те не принадлежат никому и не приносят в казну дохода, промышленник бил челом, чтобы ему было позволено поставить там городок и укрепить его пушками. Просил Строганов государева дозволения вырубать леса для расчистки земли под пашни, ставить дворы и приглашать людей для поисков рассола, ну, а где таковой отыщется, ставить варницы и соль варить.

Иван Грозный уважил просьбы Строганова с условием, чтобы тот не принимал к себе тяглых людей и письменных, а также воров и разбойников. Кроме того, ему запрещалось самому, без царского ведома, разрабатывать полезные ископаемые. При обнаружении руд серебряных, медных и оловянных он обязан был извещать о том царских казначеев.

Льготы были даны Строганову на двадцать лет. И на этот срок жители построенного им городка и посадские освобождались от уплаты всякой дани, от селитряных и ямских денег, от оброка с соли и рыбной ловли. По истечении же урочных двадцати лет на Благовещеньев день