Агенты Преисподней - [37]

Всего-то меньше двух суток назад Симон и Зоя осматривали окрестный вечерний пейзаж с очень близкой точки, но как же этим утром изменилась представшая перед грешными глазами картинка!!!

По небольшому перелеску, по все еще полному пожухлой осенней травы невысокому. пологому склону холма, казалось, секунды назад прошел огненный смерч, не оставив и следа от чертополоха, полыни, опавших листьев, вычернив стволы устоявших деревьев, испепелив пожелтевшую и влажную осеннюю траву. То самое отличное шоссе, по которому агенты Преисподней в первый день своего пребывания в грешном мире добрались до города, казалось, пошло непонятными волнами, исказилось, как искажается под сильным ветром поверхность воды, а совсем неподалеку от монастыря резкая и глубокая трещина провала рассекла асфальтовую ленту пополам.

Город, его ближайшие, хорошо видимые кварталы, вернее, те развалины, что остались теперь на месте многоэтажных домов, дымились занимающимися где-то внутри, будто исподволь, пожарами. А чуть поодаль, клубящимся, зловещим облаком, переливаясь изнутри темными грациозными волнами могучих, выпущенных на свободу человеческим разумом, смертоносных сил, завис, ежесекундно увеличиваясь в размерах, подтягиваясь все выше и выше к пока еще синеющему и безмятежному небу, огромный багрово-красно-черный гриб…

– Ой, ты…

За спиной Симона простонал насмерть испуганный женский голосок, со страху забывший даже традиционно выругаться в окончание фразы. Агент быстро оглянулся и тут же сделал парочку осторожных неприметных шагов назад, за спины Зои и Маринки, с ужасом взирающих на открывшуюся картину, поражающую беспощадным и неотвратимым приближением смерти. Вот теперь все встало на свои места: и торопливость, с которой отправлял бес агентов в это Отражение, и странные видения Симона, и даже то щедрое, на десять лет, обещание предстоящего отдыха после выполнения задания.

«Ну, что же, – подумал Симон. – Кажется, пора принимать окончательное решение… и принимать его придется исключительно мне…»

Он деловито поправил черные очки, перехватился обеими руками за трость и только тут вспомнил давным-давно, кажется, еще в самой первой своей жизни, виденное…

Просторные чистые палаты. Белые стены и потолки. Светлые, бежевые и слоновой кости тона госпитальных коек, казенных маленьких тумбочек, постельного белья. Суровые, будто окостеневшие, напряженные, постоянно прячущие глаза медсестры с дрожащими руками, суетливые, ощущающие себя бесполезными, едва сдерживающие горькие эмоции собственного бессилия врачи. И пациенты. Совсем еще недавно – могучие, тренированные, сильные телом и духом мужчины, способные, не сбивая дыхание, с полной выкладкой, пробежать двадцать-тридцать километров, вступить после этого в бой, стрелять, драться, выживать и снова – бежать к новому рубежу. Теперь все они лежали в отдельных палатах – больше похожие на обтянутые дряблой, покрытой яркими пигментными пятнами кожей, высокие и широкоплечие скелеты, полностью – вплоть до ресниц и бровей – облысевшие, за считанные часы потерявшие свои крепкие хищные зубы. Они держались в этом мире лишь на бесконечных вливаниях чужой крови, стимуляторов и – морфинов. Ничем иным дикую, нечеловеческую, противоречащую природе боль в убитых радиацией, но еще живущих организмах заглушить было нельзя.

Армейская диверсионная группа спецназначения попала в зараженную зону без штатных средств защиты совершенно случайно, благодаря извечной, что на войне, что в мирное время, неразберихе в штабах, надежды «на авось» и глупейшей нескоординированности между военным руководством боевыми испытаниями секретного оружия и отделом спецопераций генерального штаба. Из-за простого и такого привычного головотяпства двадцать восемь здоровых, молодых, полных жизненных сил мужчин умерли один за другим в течение двух недель в страшных, если не сказать – адских мучениях, в полном сознании, все это время ощущая каждой клеточкой своего организма жестокую боль и неотвратимость смерти.

…об этих людях и вспомнил Симон сейчас, перехватывая двумя руками свою трость и делая хитрое, ему одному известное движение рукоятью: влево, чуть вниз, снова влево и… тускло блеснуло в далеком и чудовищном пламени атомного пожара над городом тонкое, длинное лезвие. Почти без замаха, ловким, давным-давно отточенным до автоматизма движением Симон ударил в спину своей напарницы, во время остановив клинок, чтобы тот не вышел из груди девушки. Резким движением провернул сталь в смертельной ране, не давая мышцам сомкнуться, обхватить лезвие, затрудняя обратный ход, и чуть повернулся влево, ко второй спутнице. Осевшая в этот момент на опаленную атомным огнем землю Зоя все еще продолжала существовать, удар в сердце мгновенной смерти не вызывает, но сознание уже начало покидать тело агентессы, до обратного перехода грешной души в Преисподнюю оставались считанные минуты.

Вторым ударом, спокойно и деловито, Симон заколол так ничего и не понявшую за эти минуты Маринку. Извлек из кармана пиджака носовой платок, привычно и тщательно протер окровавленное лезвие, рефлекторно хотел, было, вернуть его на положенное место – в трость, но остановил себя, просто воткнул клинок в землю, положив рядом тайные ножны, после чего торопливо, но старательно, не жалея обуви и рук, закрыл выход из подземного потайного хода, присыпал его горячей землей и на полминутки остановился, отдыхая, равнодушно посматривая в сторону грозно клубящегося безумной внутренней силой атомного гриба.