Агентство «Лилит». Сказка об обречённой царевне - [4]

Когда мы с мамой гостили у дедушки Криса, он был всё так же бодр, как и пять лет назад. Мы с ним много гуляли по городу. В Маграте как раз проходил фестиваль кельтской культуры. Я вдоволь насмотрелась на всякие театрализованные представления, на рыцарские турниры и даже сама приняла участие в турнире фехтовальщиков, победив в своей возрастной группе. Мы с Тео уже несколько лет занимались фехтованием и айкидо. Дед был горд моей победой. Он-то и подал мне идею поступить после школы в академию Тампль. "Девчонке обычно желают стать прекрасной дамой, — сказал он, когда мы возвращались домой с моей наградой — кубком в виде Грааля. — Но в тебе, Терри, больше от рыцаря. Это не значит, что ты некрасива, но ты не из тех, кто сидит на балконе в ожидании рыцаря, способного совершить ради неё подвиг. Ты сама способна совершать подвиги". И, немного помолчав, добавил: "Терри, всегда будь собой. Не бойся быть собой. Это очень важно". Я догадывалась, почему он это сказал. Кажется, он заметил, как я пялилась на полуобнажённую танцовщицу, когда мы смотрели балет-пантомиму по мотивам кельтских легенд. Да и наверняка заметил, что я совершенно не реагирую на заигрывания мальчишек. "А если ты… такой, что это не одобряет Господь?" — спросила я. — "Сперва убедись, что он действительно это не одобряет. Ведь что интересно… Никто из наших преподобных отцов напрямую с Богом не беседовал, однако некоторые из них постоянно вещают от его имени". Больше мы с ним на эту тему не разговаривали. В тот день, когда мы с мамой возвращались к себе в Саммертаун, дед отправлялся в своё очередное путешествие, которое длилось два года и оказалось для него роковым. В джунглях планеты Аста его укусила какая-то тварь. Её яд так и не удалось полностью вывести из организма, так что следующие три года его жизни этот яд постепенно его убивал. Врачи ничего не могли сделать.

Примерно через месяц после того, как семья Люси Доун покинула Саммертаун, мама получила электронное письмо из Маграта, правда, не от деда, а от его служанки — Марты Доннер. Она сообщила, что её хозяин совсем плох и не мешало бы кому-нибудь из родни его навестить. Мне эта идея понравилась. Я сказала маме, что, хоть дедушка Крис никогда и не был с нами особенно близок, не годится оставлять его умирать в одиночестве. Я не против к нему съездить и даже какое-то время у него пожить. К стыду своему должна признаться, что в тот момент думала не столько о дедушке, сколько о себе. Так хотелось уехать из Саммертауна. Я знала, что ухаживать за умирающим мне не придётся — насколько я поняла из письма, с этим прекрасно справлялись Марта и медсёстры из ближайшей больницы. Кристофер Уайт был достаточно состоятелен, чтобы позволить себе профессиональный уход на дому.

Принял он нас с мамой, надо сказать, не особенно приветливо. Есть люди, которые терпеть не могут, когда их видят в беспомощном состоянии. Лежачим больным он, к счастью, не был, но ходил уже еле-еле. Дед высох, как скелет, да и вообще как будто бы весь ссохся. Я с удивлением обнаружила, что смотрю на него сверху вниз. "Ну ты и вымахала, — ворчливо заметил он, позволив мне поцеловать его колючую впалую щеку. — Что, совсем семейка достала? Да и весь ваш городок ещё то болото…" А вечером сказал: "Знаешь что, если хочешь, оставайся тут на год. Школа в двух кварталах, развлечься есть где… Не бойся, Нэнси, у нас тут не опасней, чем в вашем Саммертауне. К тому же она самостоятельная девчонка". Да, он понял, что я не столько приехала к нему, сколько сбежала из того дома. И совершенно не обиделся. Кристофер Уайт не ждал от людей того, что они не могли ему дать. Он умел получать удовольствие от того, что у него есть. Ему нравилось, что я живу рядом — молодая поросль на древе его семьи, от которой уже почти ничего не осталось. Я была хоть и не прямым, но всё же его потомком. В моих жилах текла его кровь, действительно ЕГО — кровь одиночки, авантюриста и бродяги. Кровь того, кто не ждёт подвигов от других, а любит действовать сам. Я всегда с удовольствием вспоминаю наши с ним беседы. Когда дед чувствовал себя сносно и его не клонило в сон от лекарств, он рассказывал мне о своих поездках и с гордостью демонстрировал коллекцию диковинок из разных миров. "Я знал, что рано или поздно это меня убьёт, — говорил он. — Марта вон всё ворчала, что пора остановиться. Хватит мол мотаться по вселенной. На старости лет лучше сидеть возле дома на солнышке. Дольше проживёшь… Ладно, я и так пожил немало, а главное — интересно. Нас убивает то, что мы любим, или то, что мы ненавидим. Я рад, что меня убило первое".

Не могу сказать, что беседы эти были частыми, а к концу учебного года и вовсе прекратились, поскольку дед был уже совсем плох и большую часть суток проводил во сне — ему кололи какое-то сильное обезболивающее. Впрочем он и в период относительной бодрости старался не докучать мне своим обществом. Я никак не могла его убедить, что его общество мне не в тягость. Сейчас я понимаю, что, стараясь держать меня на расстоянии, он поступал мудро. В юности мы импульсивны и очень привязчивы, а я к тому же всю жизнь чувствовала себя одинокой. Он это знал и не хотел, чтобы я излишне привязалась к тому, кого мне вскоре предстоит потерять. "Нечего тебе всё время сидеть со стариком, девочка. Для этого есть сиделка. Да и вообще нечего торчать вечерами дома. Побольше гуляй, встречайся с ровесниками. Развлекайся. Юность — это не надолго".