Агент полковника Артамонова - [83]

Утро этого дня выдалось на удивление солнечным. Над осажденной крепостью распахнулось белесое небо.

Сначала замолчали русские орудия, а затем и турецкие. После двух месяцев осады на всем пространстве вокруг Плевны установилась тишина. Было слышно, как в небе перекликаются улетающие на юг журавли.

Почти каждый русский солдат, слушая перекличку журавлей, думал о Родине. На Рязанщине, на Волыни, в Грозном, в Гомеле тоже осень. Летят журавли из родных краев, курлычут над Балканами, словно шлют привет из далекой, милой сердцу России.

Казалось, в голосе птиц слышалось что-то материнское. Казалось, птицы просили об одном: «Кончайте убивать друг друга».

Русские и рады были бы кончить войну, не проливая кровь ни свою, ни чужую, да неприятель не хотел без крови вернуть Болгарии свободу. Об этом говорили вслух в русских окопах. Об этом писали русские газеты.

В минуты напряженного затишья русские солдаты прислушивались к голосу пролетавших над ними птиц, мыслями уносились в края, откуда летели эти птицы.

Слышали журавлей и турецкие солдаты. Они вспоминали свои края, ту же солнечную Анатолию, горный Ардаган, крутые улицы Синопа. И турецких солдат ждали жены и матери.

В эти минуты необычного затишья над бруствером русского окопа взвился белый флаг. Вслед за белым флагом поднялся офицер, в шинели, в фуражке с кокардой. Безоружный. На шинели — полевые полковничьи погоны. В руке — белый флажок.

Тысячи глаз с той и другой стороны устремились на полковника, направлявшегося к турецким окопам. По всему полю среди пожелтевших кустов акации лежали неубранные трупы. От них исходил сладковато-приторный запах.

Три дня назад здесь шли в атаку батальоны 35-й пехотной дивизии 139-го пехотного Моршанского полка. Неделей раньше командир дивизии бросал на укрепленные позиции турок 140-й пехотный Зарайский полк. От Зарайского полка осталось два батальона. Турки уже умели стрелять из американского оружия.

Начальник разведки, наблюдавший за атакой, видел, как оставшиеся в живых офицеры Моршанского полка, вышедшие из боя, плакали от бессилия: в лоб укрепление не взять. А приказ главнокомандующего великого князя Николая Николаевича был предельно строг: несмотря ни на какие потери ворваться в крепость. Не ворвались ни зарайцы, ни моршанцы. Густой трупный запах напоминал о захлебнувшихся атаках.

В турецком окопе полковника взяли под конвой.

— Я — парламентер, — сказал он по-турецки. — Имею честь доставить пакет от русского командования начальнику гарнизона.

Полковника обыскивать не стали, завязали глаза, повели по ходу сообщения. Солнце падало на лицо. По его лучам можно было судить, что конвоиры ведут парламентера к центру города в направлении мечети. Сообщил Фаврикодоров: резиденция Осман-паши в подвале под мечетью. Значит, ведут в подвал.

Парламентера держали под руки два дюжих солдата, сопровождал пожилой офицер, довольно сносно говоривший по-русски. Он ни о чем не расспрашивал, только кратко предупреждал, когда надо будет остановиться или повернуть в нужную сторону.

Ввели в просторное помещение, сняли повязку. Парламентер сразу же узнал генерала, седобородого, невысокого роста, но широкого в кости. Семь лет назад этот генерал выглядел намного моложе и, насколько помнится, бороду не носил.

Это был сам командующий Осман-паша, любимец султана Абдул-Гамида. Осман-паша узнал русского. С натянутой улыбкой заметил:

— Мне наши лазутчики доложили, что вы уже полковник и возглавляете не только разведку, но и военно-топографический отдел полевого штаба Балканской армии. Значит, наш светлейший из светлейших не напрасно пожаловал вам высокий орден, вы прежде всего топограф, а потом уже разведчик. Не так ли?

— Начальству лучше судить, — ответил парламентер.

— Наше начальство судит именно так, — подчеркнул Осман-паша, продолжая натянуто улыбаться. — Мы пользуемся вашими картами, а не французскими. Ваши карты самые точные.

Слушая в свой адрес комплименты, полковник Артамонов с грустью про себя отмечал: «А в нашем штабе вражеские лазутчики так и не выловлены».

Начальник штаба армии генерал Непокойчицкий заверял императора, что все турецкие лазутчики обезврежены. Оказывается, не все. Ведь приказ главнокомандующего великого князя Николая Николаевича о совмещении полковником Артамоновым должности штаб-офицера над вожатыми, то есть руководство агентурной разведкой, и начальника военно-топографического отдела полевого штаба действующей армии был подписан 30 октября. На календаре было 1 ноября. Оперативно сработала вражеская разведка. Наверняка здесь не обошлось без участия немцев, офицеров штаба.

Известно ли это императору? Генералу Обручеву, например, известно. Он прямо не говорит, но намекает, что власть двора выше министра. Иностранцев на службу в армии принимает двор. Так что интересы двора выше интересов России. Это было и это будет всегда, пока у власти будет двор, то есть семья человека, возглавляющего государство.

И разведки пасутся именно во дворе, получают сведения из первых рук.

Парламентер достал из-за обшлага шинели пакет, вручил командующему турецкими войсками.

Осман-паша расколол сургучную печать, извлек письмо. Оно было на двух языках: на русском и турецком. Пробежав глазами турецкий текст, Осман-паша перевел взгляд на полковника.