Агент полковника Артамонова - [63]

— Ты давно тут?

— В городе — с полудня, а в твоем дворе — больше часа.

— Заходи. Осталась только родня: батя и мои сестры, ты их знаешь. А это я провожал отца Тихона. Ты и его должен знать. Он у нас в гимназии читал Закон Божий…

Манолов отвел Константина в свою спаленку и тут же отлучился. Вернулся с кувшином и двумя стаканами.

— Помянем нашу мамку, — предложил он. — Она любила тебя угощать ореховым вареньем. Помнишь?

— Как не помнить.

Выпили молча. Изголодавшемуся за долгий день Константину вино ударило в голову. Разговор шел о покойнице, как будто она была в соседней комнате.

— Мамка так ждала деда Ивана! Просила, чтоб мы его дождались.

— Теперь уже скоро, — сказал Константин. — Вот возьмем Плевну. Мне там надо быть уже сейчас.

— Сейчас не получится. При всем желании. Твои документы в Тырново. Я тебе их передам. Завтра ночью нас отвезут.

И тут же спросил:

— Ты был у своих?

— Когда мне быть?

— Тогда ты ничего не знаешь. Я немедленно тебя отведу. Но предупреждаю, ничему не удивляйся.

— Я уже давно ничему не удивляюсь. Жизнь научила.

— И все же…

Оставив ящик с товаром в спаленке с уверенностью, что никто сюда не заглянет, друзья отправились к старикам Фаврикодоровым. По пути Атанас не стал томить друга неизвестностью, сообщил:

— Марьянка у вас живет.

У Константина отнялся язык. Друзья ускорили шаг, на какое-то мгновение забыв об осторожности. На углу Стамбульской и Рыбной улиц они наскочили на патруль. Атанас схватил за талию друга, успел шепнуть: «Ты — пьян» — и так, поддерживая, приблизился к патрулю.

— Кто такие? Документы!

— Веду инвалида. Был у меня на поминках. Очень много выпил старого вина. Разве не видите? Он — герой, — и показал на медаль.

Константин что-то проговорил по-турецки. Рассмотрел, что патруль — это солдаты инженерных войск, молодые, их, видимо, только недавно забрили в армию.

— Перед вами сержант артиллерии Хаджи-Вали. Стоять смирно! — скомандовал, как если бы он был их начальником.

Патрульные — их было трое, — посовещавшись, предложили ветерану свою помощь, но сержант артиллерии, назвав их сынками, махнул рукой: дескать, меня сопровождает мой болгарский друг, — нетрезвой походкой проследовал дальше по знакомой с детства улице.

Уже когда они отдалились от патруля, Атанас похвалил друга за находчивость:

— А ты молодец! Не разучился командовать. Из тебя неплохой бы получился фельдфебель.

— Я — унтер-офицер, — признался Константин.

— Ладно уж! Ты уже не пьян, и патруля нет, который тебе мог поверить, что ты унтер, — друг улыбался, будучи под впечатлением встречи с патрулем.

— Я действительно унтер-офицер русской армии. — Константин уже не изображал из себя выпивоху, шел уверенной походкой, как ходят сильные, независимые люди. — Счастье наше, что наскочили мы не на чинов полевой полиции, хотя и с ними при необходимости можно найти общий язык. Главное, чтоб они признали в тебе истинного турка.

До Атанаса дошло: друг его детства — унтер-офицер русской армии! Не только для друзей и родителей — для всех жителей Габрово это уже большая честь.

И он спросил:

— Правда, что среди русских офицеров есть болгары?

— Правда, — с гордостью ответил Константин. — Ты их скоро сам увидишь. Тебе знакомо имя Райчо Николов?

— Да, — ответил Атанас. — Мы рассказываем своим ученикам, но так, чтоб не дошло до начальства, о подвиге этого мальчишки. Рассказываем, как он во время Крымской войны ночью переплыл Дунай и предупредил русских о готовящемся нападении турок. Тогда ему, помнится, было тринадцать лет. Кстати, в это время ты уже был в России.

— Вот я с ним там и познакомился. Сейчас он капитан русской армии. Вместе со своими русскими братьями освобождает нашу Болгарию.

За разговором они приблизились к заветному дому. Сколько раз Константин его видел во сне! Однажды в Египте, на каторге, он увидел его во сне желтым, солнечным, как видят наяву цветущие подсолнухи. Там, в каменоломне Нубийской пустыни, ему привидилось чудо: он уловил запах сирени, что росла под окном родного дома. Когда он проснулся — еще не было побудки, — он несколько секунд лежал, глядя в тростниковый навес и, казалось, вдыхал запах весенних цветов милой сердцу Болгарии. Он явственно слышал нежный голос матери: «Желтый цвет во сне — это жажда жизни».

И опять Атанасу выпала честь предупредить Фаврикодоровых о возвращении в этот дом самого желанного им человека.

У Константина сердце вырывалось из груди, когда он услышал трепетный голос Марьянки: «Где он? Где он, мой Кося?» Косей она его называла в торжественные минуты близости.

Марьянка белкой слетела с крыльца. Бросилась мужу в объятия. Лицо ее стало мокрым от слез. Не сдержал своих слез и Костя.

— Завтра, Костя, ты никуда не выходи, — предупредил его друг. — И на глаза соседям не показывайся. Мэрия обязала габровцев о появлении в городе подозрительных людей сообщать в полицию. За каждого выявленного русского лазутчика объявлена премия.

— Неужели болгарин будет предавать болгарина? — возмутился Константин. — В такое время?

— Представь себе, и среди болгар находятся предатели. Предательство хорошо оплачивается.

— Я понял. Когда тебя ждать? — перебил своего друга Константин.