Агент полковника Артамонова - [49]

— Десятиверстка все-таки лучше, — похвалил карту генерал. — Как я уразумел, это ваше изобретение?

— Наших геодезистов. — Николай Дмитриевич скромно разделил славу со своими подчиненными.

— Новых карт все равно мало, — не стал скрывать начальник штаба отряда. — По одной выдам командирам полков.

— Обязательно выдайте артиллеристам, — подсказал гость. — Им вести огонь по крепостным укреплениям. Укрепления нанесены с точностью до метра. Если артиллеристы умеют пользоваться буссолью, прицельный огонь будет обеспечен. А что касается целей, в частности за гребнями высот, обнаружить их сможет наблюдатель-лазутчик.

— У вас, Николай Дмитриевич, есть такой наш общий знакомый Фаврикодоров. Он с вами?

— Со мной. Я ему поставлю задачу. Но на этом участке переправлять на тот берег не рискую. Ночи лунные. Мы скоро закончим наш маршрут. Это будет в Калафате. Там уже рукой подать до Сербии. Пошлю через Сербию. Для него это будет безопасней.

По пути на Калафат полковник готовил своего лазутчика к непривычной для него роли — в качестве разведчика-наблюдателя. Он должен будет обнаруживать и засекать цели на всем побережье — от Систово до Рущука, чтобы эти цели могла подавить артиллерия, когда начнется форсирование.

Николай Дмитриевич был осведомлен, что форсирование намечено на вторую или третью декаду июля, когда дни станут короче, ночи безлунные, а Балканы в это время года окажутся во власти атлантического циклона. Точную дату переправы не знал еще никто.

На случай, если не разыграется стихия, а форсирование нельзя будет откладывать, русские инженеры предложили техническую новинку: электрические фонари, названные потом прожекторами. При их подключении к батареям на целых три километра они ослепят противника. Ширина Дуная в районе Систово примерно километр. Фонари испытывали на Волге, где ширина реки равнялась ширине Дуная. По заключению комиссии Главного штаба, получилось неплохо, с оценкой «весьма удовлетворительно».

Михаил Дмитриевич Скобелев не хотел отпускать товарища, просил остаться еще хотя бы на одни сутки. С часу на час должен прибыть на станцию вагон с необыкновенной лошадью английских кровей. Лошадь ему подарил его отец, командир казачьей дивизии. А отцу презентовал военный агент Николай Павлович Игнатьев, посланный в Лондон лично по заданию императора. Император поставил перед ним необъятную задачу, а именно: «изучить все новейшие достижения артиллерийского и инженерного дела в Англии и установить возможность их применения в России, а также привести в ясность военно-политические замыслы врагов наших в Европе и Азии».

Об этом разведчике ходили уже легенды. Но славу ему принес один маленький предмет. Он его вывез из Англии. Впоследствии предмет был оценен в миллион золотых рублей.

Этот случай не обошел печать стороной. Столичные газеты Лондона сообщили: однажды в Британском музее впервые был выставлен на всеобщее обозрение до того строго засекреченный новейший образец патрона. К стенду подошел молодой человек славянской внешности, взял в руки этот единственный в своем роде экспонат, принялся его рассматривать. В это время группу посетителей пригласили в другой зал, и молодой человек, словно по рассеянности, сунул патрон в карман. Служитель музея попросил его положить предмет на место, иначе он применит силу. Экскурсант тут же сослался на свою дипломатическую неприкосновенность, и пока служитель бегал уточнять, как подступиться к дипломату, посетитель музея выбежал на улицу, смешался с толпой. Спустя несколько дней он был уже в Санкт-Петербурге. Здесь ему сделали внушение, но похвалили за ценный экспонат и послали в качестве военного агента в Среднюю Азию.

Из Англии офицер Игнатьев успел привезти лошадь, выносливую и чрезвычайной красоты.

Как же генералу Скобелеву не показать было желанному гостю такую редкость?

Николаю Дмитриевичу нельзя было задерживаться, иначе у него ломался график продвижения по согласованному с профессором Обручевым маршруту. Нужно еще было посетить Зимницу, где предстояло встретиться с агентом Иваном Хаджидимитровым, отважным лодочником и страстным голубятником, оставить ему инструкции.

— Очень жаль, очень жаль, — повторял генерал Скобелев. Ему как прирожденному кавалеристу хотелось похвалиться лошадью, этим необычным подарком отца.

Гость заверил:

— Мы же будем встречаться! Вот вернется Фаврикодоров…

— А вернется он до форсирования?

— Надеюсь.

В этого агента полковник верил как в себя. Но агент, как и все люди, не просто под Богом ходит. В стане врага агент ходит по лезвию кинжала.

Калафат. 1877. 31 мая

В румынском селении Калафат, что возвышается на крутом берегу напротив турецкой крепости Виддин, как и предполагалось, нашелся человек, согласившийся переправить Фаврикодорова в Сербию.

Звали его дедко Митя, это был старый контрабандист из валахов. На голове — копна густых волос, побитых сединой и подвязанных черной лентой. Левый глаз вытек, образовав глубокую впадину, зато правый смотрел пристально, словно просвечивал насквозь.

«Просветил» он и Фаврикодорова.

— Ты кто? — спросил он прямо. — Турок или грек?

— Болгарин.

— В тебе болгарского, — засмеялся старый контрабандист, — как во мне мадьярского. А то, что в твоих жилах есть и турецкая кровь, это, может, и лучше. И в Сербии турки хватают болгар. Если они тут случайные — голову отрубят, всего и делов-то. Надо говорить по-турецки и чем-нибудь промышлять. Купи у меня ящик с рыболовной снастью. Спрос большой на крючки на всем побережье. Их у меня считано-несчитано. Не торговец я.