Агент Коминтерна - [7]

Милетич, например, хотел сбежать из тюрьмы и развернуть среди своих сторонников деятельность по созыву чрезвычайного съезда партии, на котором он бы выдвинул свою кандидатуру на пост ее руководителя. Узнав об этом, сторонники Тито сместили его с должности главы тюремного комитета, поставив на его место Моше Пьяде.

Тито, видимо, решил рискнуть и сыграть ва-банк. 23 марта 1938 года обратился прямо к Димитрову. Посетовав на то, что он уже восемь месяцев находится без «моральной и материальной помощи», но всеми силами старается спасти «фирму» (партию), Тито попросил поддержки главы Коминтерна своих планов — ликвидировать партийный центр в Париже и создать новое временное руководство партии в Югославии. Тито жаловался на своих конкурентов — Марича и Кусовца, и заверял, что полностью отдает себе отчет в том, какую ответственность он берет на себя перед Димитровым^[31].

Но Димитров не ответил, и Тито 1 апреля направил ему еще одно письмо. Он настоятельно предлагал создать новое руководство партии из новых, «рабочих кадров», «не засоренных горкичевщиной», и предупреждал, что было бы ошибкой формировать руководство партии из его старого состава.

Тито по собственной инициативе послал Димитрову очередную порцию «характеристик» на членов руководства партией. В частности, о Горкиче он высказался как о малоизвестном в стране политике, которого «никто не знает, кроме нескольких интеллигентов, которые ничего не значат». «Его случай, — заметил Тито, — не будет иметь каких-либо серьезных последствий для фирмы». Не забыл он и о себе. Тито отметил, что он «никогда не был ничьим человеком, а только человеком фирмы. Таким и останусь»^[32].

К этому времени в Париже уже наверняка знали об аресте Горкича, хотя официальная информация об этом из Москвы пришла только в конце апреля 1938 года. Что интересно — Димитров сообщил об этом не югославам, а руководству французской компартии, для передачи Тито и Ивану Маричу и Лабуду Кусовцу, то есть главным претендентам на пост нового руководителя КПЮ. Послание Димитрова прочитал секретарь ЦК ФКП Морис Треан. «Товарищи, хорошо, что вы пришли… — сказал он им. — Я вчера получил письмо от товарища Димитрова с распоряжением пригласить членов ЦК КПЮ и сообщить им решение Коминтерна».

Потом Треан зачитал это решение, которое состояло из четырех пунктов: 1) ваш генеральный секретарь Милан Горкич арестован как английский шпион; 2) остальное руководство КПЮ распускается с тем, что все его члены остаются в Париже в распоряжении Коминтерна; 3) работа в самой партии в Югославии приостанавливается до тех пор, пока Коминтерн не примет особого решения на этот счет; 4) выделение денежных средств для партии и СКОЮ (комсомол. — Е.М.) прекращается до тех пор, пока Коминтерн не примет особого решения на этот счет^[33].

Этот документ создавал для претендентов на власть в партии совершенно новую ситуацию. Для них оставалось два выхода — либо плыть по течению, дожидаясь, как изменится ситуация в Москве, либо по-прежнему доказывать ей свою незаменимость. Тито выбрал второй, более опасный вариант. Остается не очень понятным, делал ли он это самостоятельно, на свой страх и риск или же к нему снова поступил соответствующий «сигнал» от «кураторов» в «подводной части айсберга Коминтерна».

Однажды он встречался с представителем советской разведки, который, по его словам, был старым аристократом, перешедшим потом на сторону советской власти. Он просил у Тито предоставить в его распоряжение нескольких югославских коммунистов. Для выполнения некоторых секретных задач, и в частности, ликвидации «изменников» в рядах революционеров. Тито ему отказал и чувствовал себя очень неуютно. За его спиной сидели двое сопровождающих разведчика^[34]. Но кто знает, о скольких подобных встречах Тито никогда и ничего не рассказывал?

Весной 1938 года активность Тито в партийных делах просто «зашкаливает». В начале мая он создал гак называемое временное руководство КПЮ, в которое вошли Кардель, словенец Франц Лескошек, Ранкович, Джилас, Иво Лола Рибар и другие.

В июне Тито решился на рискованный шаг — он просил разрешить ему приехать в Москву.

Только поездка в Москву могла сделать его признанным главой партии, но при этом он прекрасно понимал, что мог никогда не вернуться оттуда, как Горкич. В то время для коммуниста Югославия и тем более Париж были, пожалуй, более безопасными местами, чем столица «первого в мире государства рабочих и крестьян».

«Ситуация в нашей семье (партии. — Е.М.), — писал Тито Димитрову, — требует, чтобы наш вопрос решился как можно скорее. Поэтому прошу тебя сделать все, чтобы я получил разрешение на въезд…» Однако Димитров молчал. Тито написал ему снова, и только 8 августа наконец-то ему дали въездную советскую визу.

Как теперь известно, он получил ее во многом благодаря своему знакомому по пребыванию в Москве Иосипу Копиничу. Копинич формально учился в Коммунистическом университете нацменьшинств Запада и в Ленинской школе, но чем он на самом деле занимался в Советском Союзе — неизвестно. Не исключено, что он тоже проходил «специальную подготовку». Во всяком случае, в югославской литературе Копинича неизменно называют человеком, который был связан с советскими спецслужбами либо вообще являлся советским разведчиком.