Агент из Версаля - [70]

– Рад стараться! – отшутился Леонтий и впервые за последние дни ощутил в душе надежду и поверил в спасение. Приход ли хоперца так повлиял на него, а может, попросту молодой организм накопил силы для выздоровления?

Ночью поднялся туман. И Леонтий, проснувшись от холода, увидел за краем брезентовой крыши удивительной красоты небо. Полная луна стояла в зените, сияя за тонкой пеленой облачка. Такие же маленькие облака, словно раковинки из перламутра, где сплошь, где с прорехами, выложили небосвод. И между ними проступала фиолетовая бездна, с огоньками звезд. Никогда прежде не видел Леонтий небо, убранное золотом и серебром. Ни малейшего движения не было в воздухе. И он, натянув на себя бурку, согревшись, долго не мог заснуть, озирая поднебесную даль. «Как жить хочется! – со спазмом в горле подумал Леонтий. – Жить не в богатстве, а как припадет. Ни на кого не обижаться, не скупиться, а прощать людям. Пусть счастье ждет либо невзгода. Они идут дружка за дружкой, так мир устроен. Лишь бы видеть всё это вокруг, слышать голоса, служить в полку или дома хозяйничать. Не разлучаться с Мерджан, матерью и сыном. Дай Господь сил! И прости за грехи, прости за пролитую кровь… Такая у ратников планида. Но велел мне святой Георгий за землю родную стоять, потому и не поберег себя… Козаку так и положено. Увернуться сердце не позволит!»

11

Двадцать второго декабря, через день после крещения внука Александра, императрица решила устроить «Малый стол», пригласив к нему самых близких людей. С утра уже Екатерина была возбуждена, отменила приемы и, поработав немного в кабинете, вернулась в свои покои, где все, причастные к ее туалету, находились в безропотном ожидании.

Личный парикмахер Иван Козлов, набравшийся мастерства за границей и приспособившийся ко вкусу августейшей клиентки, смело взялся за дело. Как скоро императрица села перед большим туалетным зеркалом, он распустил прядки, аккуратно подхватил падающую волну темно-каштановых волос и опустил донизу. Длина их была столь велика, что за малым не достала до пола. Расчесывание на редкость густых волос заняло немало времени. К тому же под расческой то и дело раздавалось потрескиванье и сыпались искры. И Екатерина шутила, что так можно и пожар учинить. Парикмахер не останавливался ни на мгновенье! Он сплетал косички, завивал раскаленными щипцами букли, и, точно фокусник, неуловимыми движениями укладывал на голове царицы невысокую, с зачесами вверх, открывающую лоб прическу. Она терпеливо следила за его работой и лишь изредка делала замечания.

Как только парикмахер был отпущен, камер-юнгфера Анна Александровна Палакучи ловко наложила поверх волос флеровую наколку с драгоценными камнями, и императрица удалилась в свою спальню. Подумав, она отказалась от шелковых «полонезов», вошедших в моду, не стала надевать и любимый лиловый «молдован» поверх белого гродетурового платья. Сегодня она решила нарядиться так, как в дни торжеств. Две других камер-юнгферы, Авдотья Иванова и Анна Скороходова, помогли облачиться ей в парчовое платье с тремя орденскими звездами: Георгиевской, Андреевской и Владимирской. Не было для нее радостней праздника, чем этот, в честь внука, нареченного Александром!

И странно: в душе вспыхнуло, казалось, навек утраченное материнское чувство при виде крошечного мальчика со сморщенным личиком, еще несмышленого и беспомощного. Детей, рожденных ею от Орлова и Потемкина, она даже не запомнила. Младенцы были взяты тотчас, как только появились на свет. В судьбе ее существовал лишь один сын – Павел, наследник престола. Но вот появился и у него наследник! И этот маленький «наследник наследника» совершил в душе Екатерины переворот. Она вдруг ощутила себя перешедшей в поколение бабушек, что, впрочем, ее не огорчило, а скорей позабавило.

Обед был назначен, по обыкновению, на час пополудни.

Подчеркивая торжественность момента, императрица совершила выход согласно заведенному при дворе ритуалу. Потемкин прибыл в ее покои заранее и успел переговорить о текущих делах.

– Батя, я читала твой рапорт, – сказала императрица, улыбчиво глядя на своего тайного мужа. – Как скоро турецкий султан приуготовляется к новой войне с нами, то проводимые усердия на Кавказе заслуживают всяческого поощрения. Пусть ведет Якобий и далее Линию, поелику это возможно. Заодно и про земледелие не забывает. Объяви ему от меня благодарность. А в своих милостях я не задержусь. Надобно вернуться к давешним планам. И Кубань укрепить подобными редутами.

– Я дал поручение своему штабу исследовать тамошнюю местность. А Суворову прикажу самолично проявить усердие… Доходят до меня сведения, всемилостивейшая государыня, что статс-секретарь Зорич отпускал в мой адрес нелестные высказывания. Сие, Ваше Императорское Величество, смешно и недопустимо.

– Погоди, да верно ли это? – удивленно спросила Екатерина, меняясь в лице. – Не наговор ли?

– Я могу перечислить тех особ, кто слышал словесные эскапады[25] сего голубчика, но… К чему это?

– Будьте покойны. Я скажу ему. И церемониться не стану, – жестко пообещала Екатерина и, вздохнув, посветлела лицом. – Я выполняю, батя, твои желания. И очень довольна, что тебе понравился мой подарок – Осиновая роща.