Агент, бывший в употреблении - [39]

— В чем, по-вашему, причина, такого нелепого дробления капитала?

— Для вас это, может, и нелепость, но другой бы назвал это предусмотрительностью. Вам ведь известно, что еще древние евреи советовали хранить имущество в трех видах: в золоте, в деньгах и в недвижимости. Даже простая домохозяйка перед тем, как уехать из дома на более или менее продолжительное время, не прячет свои скромные сбережения в предназначенной для этого шкатулке, а рассовывает их частями по шкафам, по матрасам и по банкам. Опять скажете, нелепость? Но она нередко дает результат: если в дом заберется вор, он сможет отыскать один или два тайника, но всегда есть вероятность, что он не сможет обнаружить всех имеющихся.

Фурман делает паузу, придавая своему взгляду за очками как можно более невинное выражение, и заключает:

— Ваш клиент, как мне кажется, предусмотрительно рассовал свое имущество в таких отдаленных частях света и в таких разнообразных формах, что, если даже он подвергнется краже — однократной или многократной, — он не слишком пострадает.

— Ваша гипотеза действительно потрясает логикой, — признаю. — Что же касается вашей дальнейшей работы, то позвольте мне сначала изучить документы, которые вы мне так любезно предоставили. Хотя могу сказать и сейчас: давайте продолжим наше сотрудничество. Будем, по крайней мере, рассчитывать на то, что, как у нас говорят, из-за куста выскочит заяц.

— Зайца могли бы и не упоминать, — сухо возражает Фурман. — Я, господин, член общества защиты животных и к тому же вегетарианец.

— У меня такое ощущение, что твой гараж под наблюдением, — говорю спустя несколько дней ТТ.

— Факт уже установлен и занесен в судовой журнал, — успокаивает меня хозяин дома.

— Полагаю, ты уже установил и наблюдателей?

— Это украинцы. А может, и кто-то другой.

Он берет из коробки сигару, снимает с нее целлофан, нюхает ее и возвращает на место.

— Не в упрек тебе будет сказано, Эмиль, но с тех пор, как в моем тайном обиталище появился ты, оно стало оживленнее венского вокзала.

Он снова берет сигару и снова кладет ее назад.

— Курить на голодный желудок вредно…

Спешу согласиться, поскольку чувствую, что и мой пустой желудок уже урчит от неудовольствия.

— Но если мы перейдем в кухню, у меня опять случится приступ булимии, — рассуждает Табаков.

Он нажимает кнопку под столом, и в кабинете бесшумно возникает Макс или Мориц.

— Приготовь два кофе, мой мальчик.

— Кофе, и только? — спрашиваю.

— И принеси гостю песочное печенье. А мой кофе — ты знаешь, каким он должен быть.

— Мне, значит, песочное печенье, а тебе — особый кофе, — замечаю после того, как парень исчезает.

— Ты мнительный, как всякий агент, — снисходительно бурчит ТТ. — Если желаешь кофе без кофеина, то скажи.

И, немного помолчав, продолжает:

— Ты позавчера спрашивал, зачем мне эти два парня — для охраны или для виду? Теперь понимаешь?

— Они — супер. Почти супер.

— Опять недоволен. Опять претензии. Почему «почти»? Разве ты не видел их в деле?

— Они способные, не отрицаю. Но им не хватает грозной внешности. Пока не дойдет до дела, трудно понять, чего они стоят. А весь вопрос в том, чтобы до дела не дошло. Если бы у них был устрашающий вид, противник подумал бы, прежде чем лезть на рожон.

— И, значит, я должен таскать с собой двух орангутангов, чтобы внушать уважение?

— Орангутанги или гориллы, все едино…

— Не все едино. Это вопрос стиля. Гориллы могут подойти мафиози, но они не в стиле бизнесмена. Тон делает музыку, как говаривал тот, с трубкой.

— Эта мысль у него была заимствованной.

— Знаю, но я приписал ее ему, чтобы доставить тебе удовольствие.

Объект разговора появляется со стороны кухни, катя перед собой металлический сервировочный столик. Две чашки кофе и большая хрустальная ваза с печеньем. И все. Ставит привезенное на маленький столик перед камином и исчезает.

— Они и вправду близнецы? — за отсутствием иной темы продолжаю прежнюю.

— Их свидетельств о рождении я не видел, но факт достаточно очевидный.

— А Макс и Мориц — их подлинные имена?

— Эти имена дал им я, но потом забыл, кому — какое, поэтому сейчас избегаю называть их по именам.

— И в каком балетном училище ты их нашел?

— В камере предварительного заключения.

— И в чем их обвиняли?

— В превышении скорости.

— Мелкая провинность.

— Действительно, мелкая, если бы не одна деталь: машина оказалась краденой.

— Уж не у тебя ли?

— Надо же, как ты догадлив. Меня пригласили в полицию для оформления формальностей, и парни смотрели на меня так жалобно, что я решился на широкий жест и уладил дело.

— Вечная признательность в обмен на несколько шиллингов, — замечаю. — Удачная сделка.

— Ты в каждом моем действии ищешь корысть.

— Ищу и нахожу. Может, все-таки приступим к кофе?

Мы усаживаемся в кресла возле столика.

— Макс и Мориц — хорошая идея, — замечаю я. — Хотя мог бы их назвать Кастором и Поллуксом.

— Да хоть Ремом и Ромулом, все равно бы путал.

Он наливает в чашку кофе из своего кофейника и отпивает глоток со страдальческим выражением лица:

— Один только кофе. Да и тот без кофеина.

— Хуже некуда, — соглашаюсь. — И спрашивается, зачем тебе все эти миллионы, если даже поесть по-человечески нельзя.