Агент, бывший в употреблении - [37]

— Сожалею, но вы не оставляете мне другого выхода и, не желая считаться с силой фактов, вынуждаете меня убедить вас силой оружия.

С этими словами он поднимает свой тяжелый пистолет и направляет его по очереди на различные части тела ТТ, словно раздумывая, какую из них выбрать в качестве мишени.

— Хочу вас заверить, что пистолет не газовый, — поясняет украинец. — И, чтобы у вас не осталось в этом ни малейшего сомнения, позволю себе небольшой эксперимент. Возьмем, к примеру, эту собачку, которая сидит у ваших ног. Что, если я проделаю пару дырок в ее уродливой голове?..

И в подтверждение того, что он не шутит, украинец стреляет из своего Макарова в Черчилля, и только животный рефлекс, побудивший пса отскочить в сторону, спасает его от неминуемой смерти. Следует второй оглушительный выстрел из Макарова. Но это — уже мой Макаров. Я попал стрелку в плечо. Украинец инстинктивно тянется рукой к ране, и это дает мне возможность новым выстрелом продырявить ему эту руку. В кабинете ужас и безумие. Воспользовавшись переполохом, Макс и Мориц, подобно каким-то демоническим гуттаперчевым существам, начинают прыгать, нанося удары по всем направлениям и осыпая пинками не только нижние части тел украинцев, но и их ошарашенные лица. Воздерживаюсь от прицельной стрельбы в подобном хаосе, поскольку не уверен, что попаду в кого надо и делаю два выстрела в пустоту — как сигнал того, что невидимый снайпер по-прежнему начеку.

В итоге схватки пистолеты украинцев переходят в руки Макса и Морица, а оружие их главаря перекочевывает к Табакову, который своим тяжелым кулаком довершает начатую мной экзекуцию в отношении главаря. Под натиском телохранителей непрошеные гости гурьбой сбегают вниз, громко стуча обувью по ступенькам лестницы.

— Мне не нужны трупы, — кричит близнецам ТТ. После чего наконец вспоминает обо мне и освобождает из заточения.

— Проверь сейф, — советую ему. — А то скажешь потом, что я что-нибудь украл.

— Я признателен тебе за то, что ты спас мне жизнь, — с негромким рычанием в голосе доверительно говорит мне хозяин дома. — Я даже назвал бы твой поступок благородным, если бы не понимал, что ты в сущности спасал не меня, а тот денежный мешок, каковым я тебе вижусь.

— Не утомляй себя комментариями, — отвечаю я. — Правда в том, что я спасал не тебя, а доброго песика Черчилля.

— Если так, то я готов простить тебе любые прегрешения.

— Ты становишься гуманным. Даже трупы тебе уже не нужны.

— Это не от гуманности. Ты говорил о техническом прогрессе. Так вот, он так продвинулся, что человека теперь легче убить, чем сокрыть его труп.

В это время возвращаются близнецы. Они немного побиты, но зато живы и здоровы.

— Эти громилы тут все перевернули вверх дном, — недовольно ворчит ТТ, оглядывая последствия схватки.

И, обращаясь к телохранителям, говорит:

— Приберитесь тут, а мы перейдем в другое место чем-нибудь перекусим.

«Другое место» — это обширная кухня с богатым набором столовых приборов и большим запасом всевозможных продуктов питания.

— Прощай, диета, — произносит Табаков и начинает доставать из холодильника всякую всячину. — В критических ситуациях мне ужасно хочется есть. Наверно, это подсознательное стремление наесться возникает от мысли, что этот раз может оказаться последним в жизни.

Он раскладывает съестное на широком столе, присовокупляя к нему несколько бутылок пива, и приступает к еде с таким аппетитом, словно и вправду ест в последний раз. Следую его примеру, но довольно вяло, потому что у меня в критические моменты состояние прямо противоположное: кровь настолько усиленно приливает к верхним частям тела, что почти не остается никакого импульса для желудка.

Черная икра, соленая семга, венгерская салями, сыр камамбер, маринованные грибы — ничто не остается без внимания хозяина дома.

— Да у тебя булимия, Траян.

— Это не булимия, а голод, — поправляет он меня. — Если бы ты знал, на какой строгой диете я сижу, то понял бы, что моя жизнь — жизнь мученика. Каждый раз, когда возникает необходимость провести деловую встречу в ресторане, мне просто плакать хочется, глядя на то, как едят здоровые люди.

— Так поплачь. Богатые ведь тоже плачут.

— Не повторяйся. Ты это уже говорил.

И только утолив голод и осушив первую бутылку пива, он возвращается к только что пережитому.

— А ты, Эмиль, спятил, что ли, расхаживая по Вене с этой штуковиной?

— Я ее для тебя припас. А ты не спятил, ведя дела с бандитами? Мама ведь наверняка тебе говорила, что водиться с плохими мальчиками нехорошо.

— Не получается каждый раз предвидеть, как разовьются события. У меня есть один давний приятель, украинец. Раньше он был директором государственного предприятия, а потом ударился в частный бизнес. В прошлом году он позвонил мне и попросил спасти. Оказывается, договорился с каким-то итальянцем о поставке сырой нефти. Загрузил нефть в танкер и сам отправился в Бриндизи, а в Пирее итальянец сообщил ему, что не сможет купить нефть по оговоренной цене. Старый трюк, но до сих пор работает. Предложил позорно низкую цену, а танкер моего приятеля не может торчать в Пирее до бесконечности, поскольку плата за стоянку очень высока. «Спасай, — говорит, — положение». Я и спас. Купил нефть у украинца и в тот же день продал ее своему человеку в Бриндизи. Мир и любовь. Все довольны. А теперь вот видишь, с какой новой постановкой вопроса ко мне явились.