Агата и тьма - [10]

И в то же время это разочаровывало: то, что сэр Бернард так мало знает о ней, о том, что она делает и кто она.

Она прикоснулась к виску, зацепив пальцами завиток волос.

— Должна сказать, что работа Макса похожа и на мою. В древних песках можно найти истории о преступлениях и убийствах.

— Я должен извиниться за то, что не знаком с вашими произведениями, — сказал сэр Бернард. Возможно, он почувствовал ее ущемленную гордость. — Как я понимаю, вы имеете солидную репутацию… и многие мои коллеги читают детективы. Что до меня, то я выдуманными преступлениями не интересуюсь… Надеюсь, я вас не обидел?

— Нисколько, — ответила она, тут же успокоившись. — Для вас ведь это было бы слишком близко вашей работе, правда?

— Боюсь, что, как уже признался, я в душе романтик: мои литературные симпатии принадлежат Теннисону, Вордсворту, Киплингу…

— Вы демонстрируете безупречный вкус, сэр Бернард.

— Прошу вас, миссис Маллоуэн: я был бы польщен, если бы вы называли меня Бернардом.

— Только если вы будете называть меня Агатой.

Он чуть неловко шевельнулся на стуле.

— Если вы хотите, Агата… я прочту какую-нибудь из ваших книг…

Она рассмеялась:

— В этом нет нужды… Бернард. Вы уже поели? Не хотите ко мне присоединиться?

— Вы очень добры.

И он заказал себе порцию сосисок с пюре.

После этого они встречались за ланчем почти все рабочие дни, если позволяли ее расписание и его нагрузка. Его жена Эдит жила вне Лондона, и он лишь изредка виделся с ней в выходные. Агата, которой без Макса было также одиноко, ощущала его потребность в общении.

Это не было флиртом — совсем. Они были двумя немолодыми людьми, чьи супруг и супруга отсутствовали, два профессионала, старающиеся, насколько возможно, заниматься своим делом в военное время и которым доставляло удовольствие общество друг друга. Время от времени они обедали на вокзале Юстона, но чаще — в Холборне.

Сэр Бернард задавал бесчисленные вопросы о раскопках Макса и был особенно впечатлен ролью Агаты именно как фотографа экспедиции, с отдельной темной палаткой для проявки пленок, а отнюдь не ее статусом автора популярных детективов.

— Быть замужем за археологом чудесно, — сказала она как-то сэру Бернарду, — чем старше ты становишься, тем больше ты ему интересна.

Окружающие, знавшие их как болезненно стеснительных людей, должно быть, думали, что они сошли с ума, эти два сдержанных человека, если сидят и трещат, как сороки. Но у них оказалось много общего, включая любовь к музыке: она призналась сэру Бернарду в своей неосуществившейся мечте стать оперной певицей (голос ее оказался недостаточно сильным, да и страх перед всеобщим вниманием тоже сыграл роль), а он чуть не со слезами на глазах поведал о том, как, будучи студентом-медиком, посещал «Променадные концерты» сэра Генри Вуда.

Они настолько сдружились, что могли молчать друг с другом: случались дни, когда ей не давался какой-нибудь эпизод книги (а у нее была масса времени, чтобы писать вечерами: во время затемнения выходить из дома не хотелось). Тогда она сидела и молча думала, а их разговор был вежливо-минимальным.

Когда сэр Бернард занимался очередным делом, он мог погрузиться в напряженные размышления, часто заглядывая в небольшой блокнот, заполненный заметками размером с библиотечную карточку, словно жизнь была экзаменом, к которому он в этот момент готовился.

Как-то она, с Джеймсом на поводке, зашла в крохотную лабораторию в больничном коридоре, — сэр Бернард сидел за столом в белом халате и, хмуря брови, просматривал те самые карточки своего блокнота.

— Добрый день, Бернард, — привычно поздоровалась она.

Он поднял голову с улыбкой, которая в этот раз была едва заметной складочкой под внимательными серыми глазами и правильным носом.

— А что, полдень уже миновал? — отозвался он тоже привычно.

Вскоре они уже молча шли к расположенному поблизости зданию «Холборн-эмпайр», прежде известному как Королевский театр-варьете (и серьезно поврежденному бомбой в 1941 году). На западном углу Кингзуэй их радушно принял ресторан «Холборн»: в прошлом веке тут был самый большой дансинг-холл Лондона. Теперь это была почти исключительно мужская территория с роскошным темным деревом и официантами, которые баловали сэра Бернарда особыми блюдами, несмотря на карточную систему. Агата подозревала, что сэр Бернард, чье уважительное отношение к этим официантам в течение многих лет, несомненно, и вызвало эту преданность, вообще не замечает особого отношения.

Ланч в виде пирога с говядиной и почками был столь же молчаливым, сколь и вкусным, и когда они принялись за кофе, Агата заметила:

— Похоже, у вас новое дело. Вы очень заняты своими мыслями.

— Да. Мерзкая история.

— Мы никогда не обсуждали ваших дел.

— Вроде бы нет.

— Некоторые сочли бы это… странным.

— Вот как, Агата. И почему же?

Она склонила голову набок, выгнув бровь:

— Вы ведь все-таки лучший патологоанатом Британии.

Он молча смотрел на нее, не страдая ложной скромностью и не считая нужным как-либо реагировать.

— А я… — продолжила она и замолчала.

Он не ответил.

Она вздохнула:

— А я — лучший детективный автор Британии.

— Это должен был сказать я, — непринужденно отозвался он.