Агата и археолог. Мемуары мужа Агаты Кристи - [22]

Таким образом, город Ур несёт на себе отпечаток великих монархов, оставивших после себя персональные монументы, свидетельствующие о новых замечательных этапах в жизни города. Последний из таких монархов — это Кир, но на рассказ о нём нам не хватает места.

Кир Великий, правивший с 558 по 529 год до н. э., захватил Вавилон и положил конец свершениям Набонида, последнего из нововавилонских монархов.

Кир починил священную стену, теменос, восстановил одни из его ворот и начертал своё имя на диоритовом креплении створки. Он починил и восстановил древний храм Э-нун-мах, таким образом показывая, что новая персидская власть с уважением относится к чужой религии. В манифесте, выбитом на найденном в Вавилоне цилиндре, знаменитом «цилиндре Кира», Кир Великий разоблачал ересь своего предшественника, при котором культ Луны пришёл в упадок. Многочисленные данные показывают, что Кир позаботился о восстановлении, насколько это было в его силах, преемственности управления, о безопасности города и его стражи и даже о процветании золотых дел мастеров. Однако правление Кира стало последней из многочисленных лебединых песен Ура. После этих событий город быстро угас, и найти здесь можно разве только немногочисленные следы эллинистического завоевания. Настоящей причиной полного экономического упадка стало разрушение городской системы водоснабжения и то, что Евфрат выбрал новое русло. Река, когда-то омывавшая стены города, теперь изменила курс.

Сейчас река протекает милях в десяти к востоку от Ура. Как выразился Вулли, «когда-то густонаселённый город стал грудой развалин, само имя его было забыто, а в отверстиях стен зиккурата гнездились совы и находили убежище шакалы».

Конечно, работа, связанная с нашими открытиями в Уре, не ограничивалась раскопом. Каждый год в течение месяцев, проводимых нами в Англии, мы продолжали описывать наши находки и вносить их в каталог. Мне пришлось особенно тяжело работать летом 1930 года, потому что Вулли решил выжать из меня всё возможное, пока я был ещё холост. Помимо работы над привезёнными из Ура сокровищами в научно-исследовательских лабораториях Британского музея, я должен был помогать Вулли с реестром небольших находок, который он готовил для своего объёмного тома, посвящённого царскому кладбищу в Уре.

Закончив порученную мне работу, я собирался отправиться в свадебное путешествие. Однако перед отъездом мне пришлось выслушать наставления Вулли. Он сказал, что я должен приехать в Багдад не позже 15 октября и никакие оправдания не будут приняты, если я опоздаю. Вулли объяснил, что я должен буду пристроить к экспедиционному дому новое крыло — кабинет и ванную для Кэтрин Вулли, и в Багдаде он даст мне точные указания касательно плана пристройки и разъяснит, как следует приступать к этой работе. Я заверил Вулли, что не опоздаю, и мы тепло попрощались.

Мы с Агатой наслаждались медовым месяцем сначала в Венеции, а затем в Афинах, спустившись вдоль побережья Адриатического моря на небольшом пароходике под названием SRBN, целиком принадлежавшем нам. Кормили нас очень вкусно. Капитан уверял нас, что никогда бы не согласился на продвижение по службе, ведь тогда ему пришлось бы расстаться с поваром.

Самой запоминающейся частью нашего путешествия по Греции стоит признать посещение Басс. Мы хотели посетить храм в Фигалии. Нам пришлось десять часов ехать верхом на мулах, причём большая часть маршрута пролегала по краю обрыва. В конце пути Агата не могла стоять без поддержки, к тому же её ноги сильно распухли после укусов клопов, живших под плюшевыми подушками в вагоне поезда, на котором мы ехали в Пиргос. Так Агата получила первое представление об испытаниях, ожидающих жену археолога. Нас приободрил приём, оказанный нам владельцем гостиницы в Бассах, невероятно толстым человеком, носившим имя Омбариотис. Именно там я прочёл в греческой газете об ужасном крушении дирижабля R101.

К сожалению, под конец нашей поездки, во время посещения прекрасного храма на мысе Суниум, Агата почувствовала себя очень плохо. По прибытии в Афины мне пришлось вызвать греческого врача, который сообщил, что у неё пищевое отравление. Вдобавок он в моё отсутствие рассказал Агате, что его предыдущий пациент с подобным диагнозом скончался после четырёх дней болезни. Агата осмотрительно скрыла от меня эти неуместные откровения, но я всё равно очень волновался, наблюдая за её состоянием.

Через несколько дней Агате стало немного лучше, и когда до моего самолёта в Багдад оставалось всего два дня, пришлось сказать доктору, что мне необходимо знать наверняка, выживет она или умрёт. У меня назначена жизненно важная встреча на 15 октября, и если я на неё не явлюсь, только смерть Агаты может служить достаточным оправданием. Доктор разразился лекцией об отвратительной жестокости, свойственной всем англичанам. Никто, кроме англичанина, сказал он, не мог бы подойти к вопросу с такой бесчеловечностью, и мои слова невозможно воспринимать всерьёз. Я ответил, что мне, тем не менее, необходимо знать, как обстоят дела. К счастью, вечером накануне моего отъезда мы оба, то есть Агата и я, решили, что она чувствует себя лучше, и почувствовали, что можем спокойно разлучиться. В итоге я сел в назначенный день на самолёт, а Агата осталась в Афинах ещё на пару ночей, не больше, чтобы потом самостоятельно добраться до Лондона.