Афродита - [10]

Деметриос с нежностью любовался ею, и ему, как любому простолюдину, хотелось думать, что это были святые жемчужины, родившиеся из капелек воды, попавших в раковинку ушка прекрасной Анадиомены.

«О божественная сестра, о лучезарный цветок! Ты больше не та азиатка, которая служила мне недостойной тебя моделью, ты — бессмертная Идея, великая Душа Астарты, положившей начало своему роду красивейших женщин. Твоя душа сверкает в очах, пылает в темных губах, трепещет в груди дочерей твоего рода, от простой рыбачки до царицы. Но я слил воедино эти крупицы твоего облика, великолепная Цитера! Я вернул тебя на землю! Не образу твоему — тебе самой дал я это зеркальце и украсил жемчужинами, и ты родилась вновь — как в тот день, когда восстала из улыбающихся вод, под рыдающим от восторга небом, и до самых берегов Кипра неслись приветственные зовы голубых Тритонов!»

От Афродиты он и возвращался, когда оказался на дамбе столь поздно и услышал пронзительную мелодию флейт. В этот вечер ему не хотелось идти к куртизанкам, потому что ласки некоей парочки, увиденной им под кустами, возмутили его до глубины души и вызвали отвращение.

Однако мягкая ночь постепенно забирала его в свои чарующие сети. Он повернулся лицом к ветру, казалось, приносившему из-за моря в Египет аромат роз Аматонта.

В его воображении реяли великолепные очертания женского тела... Его попросили изваять для храмового сада скульптурную группу из трех обнявшихся граций; но его молодое воображение отказывалось следовать канонам, и он хотел запечатлеть в мраморе трех прелестных женщин. Две из них будут одеты: одна с полуприкрытыми веками и веером в руке; другая танцует, приподняв складки платья. Третья Харита, по его замыслу обнаженная, стоя позади сестер, должна красивыми руками придерживать на затылке копну волос.

В его голове роилось множество идей: как укрепить на скалах Фара изваянную из черного мрамора Андромеду, а рядом — морское чудовище; как на пляже перед Брушиеном воздвигнуть четырех мраморных лошадей, похожих на разъяренных Пегасов и будто бы везущих восходящее солнце... Ах, как пленяла его красота! Как легко он увлекался! Как легко он достигал своей цели — отделять дух от плоти! И, в конце концов, каким свободным он ощущал себя!

Он повернулся к набережной и различил вдали желтую накидку какой-то женщины.

Идущая мимо

Склонив голову к плечу, она медленно шла по пустынной дамбе, залитой бледным лунным светом. Легкая тень колыхалась позади.

Деметриос смотрел, как она приближается.

Складки ткани ничего не скрывали, но все подчеркивали. Один локоть прятался под туникою, а другая рука оставалась обнаженной и слегка приподнимала подол, чтобы он не волочился по пыли.

По украшениям Деметриос признал в ней куртизанку и, чтобы избежать назойливого внимания, быстро перешел на другую сторону дамбы.

Он не хотел смотреть на нее. Заставил себя думать о Грациях, о своих замыслах, но глаза его против воли вновь обратились к идущей мимо.

Она не обращала на него внимания, не останавливалась, не делала вид, что залюбовалась морем, не приподнимала накидку, не прикидывалась мечтательной и задумчивой; она просто гуляла и наслаждалась свежестью ветра, одиночеством и тишиною.

Не двигаясь, Деметриос не спускал с нее глаз и терялся в догадках.

Она продолжала идти медленно, словно желтый призрак, сопровождаемый легкой черной тенью.

Он отчетливо слышал каждый ее шаг по пыльной набережной.

Она дошла до мыса Фар и скрылась среди скал.

 

Внезапно, словно гнался за ушедшей возлюбленной, Деметриос бросился следом, затем остановился, недоумевая, негодуя на себя, и двинулся было прочь с дамбы; однако его воля не повиновалась ему (ведь прежде он всецело потворствовал своим желаниям и разучился действовать им наперекор), и он беспомощно замер, словно прибитый гвоздями к тому месту, где стоял.

Да, эта женщина не шла из его мыслей, и он попытался хотя бы для себя выдумать какое-то оправдание своему поведению. Попытался внушить себе, что наслаждается ее походкой из чисто эстетических соображений, что видит в ней лишь подходящую модель для Грации с веером, ваять которую он как раз собирался на следующий день...

Затем все мысли его смешались и остались лишь беспокойные догадки.

Что делала женщина в желтом на мысу? Ради кого пришла сюда так поздно? Почему — и это было главное — не обратила на него никакого внимания? Ведь она не могла не видеть его, когда он пересекал дамбу. Тогда почему не остановилась, не сказала ни слова? Нет, но зачем она здесь? Ходили слухи, что некоторые женщины любят купаться ночью в море. Но возле Фара никто не купался. Здесь слишком глубоко. К тому же, какая женщина украсит себя драгоценностями и разоденется так, как эта, идя купаться? Тогда что привело ее так далеко от Ракотиса? Свидание с каким-нибудь любителем разнообразия, использующим для ложа страсти поверхность холодных скал, отполированных морскими волнами?

Любопытство Деметриоса разгорелось. Но молодая женщина уже возвращалась — тою же медлительною походкой, освещенная бледной луной, ведя веером по парапету.

Зеркало, гребень и ожерелье

Она обладала какой-то особенной красотою. Ее волосы напоминали два золотых водопада, но были слишком обильны и закрывали двумя волнами лоб, скрывали уши и семь раз закручивались на затылке.