Африка: Сборник - [200]

— А что это за болезнь? — спросил я однажды у матери, когда ватага мучителей только что проводила Лусию до дома.

— Говорят, будто бы на полях разбрасывают специальный порошок, чтоб никому неповадно было воровать чужие овощи. Кто этого не знает и ворует — у того живот и раздувается… А там не знаю, сынок… — Мать пожала плечами.

Я вышел на улицу. Лусия сидела на солнышке. Ее теперь не били, но посуду мыть все равно заставляли. Я хотел спросить, не воровала ли она бататы или еще что-нибудь, но она была такая грустная и сидела словно усталая старуха… Я молчал. Может быть, она думала о своей матери?

— Тебя еще не возили в больницу? — спросил я.

Лусия подняла голову.

— Нет. Отец говорит, что меня, наверное, околдовали, наслали порчу. Ко мне по ночам ходит знахарь…

Целую неделю Лусия не показывалась на улице. Моя мать и другие старшие ходили к ним в дом, навещали ее. На следующей неделе откуда-то вернулся ее отец и остался надолго. К ним в дом все время ходили какие-то люди, нам незнакомые. Никогда еще у них не бывало столько гостей; наконец-то их дом стал похож на другие, — правда, гостей было чересчур много. А потом из дома послышался плач — совсем не такой, как во время ссор. Плакало много народу, как плачут по покойнику. Я подошел к двери родителей, постучал — никто не отозвался. Открыл дверь — внутри никого. Я пошел в комнату сестры, но и там никого не оказалось. Значит, я один в доме. А в соседнем доме, у Лусии, всё плакали. Может, и мне туда пойти, подумал я, но ведь меня все равно прогонят. Поэтому я отправился в свой закуток и сел на постель. В голове не было никаких мыслей. Тогда я стал вспоминать о том, что мы делали вместе с Лусией. И о том, как обижал ее вместе с другими мальчишками. Мне стало грустно… Когда я проснулся, я так и лежал поверх одеял. В доме было шумно: мать, отец и сестра вернулись, пока я спал. Пора собираться в школу. Плач тем временем почти прекратился, слышался лишь один голос — он то устремлялся вверх, то спадал… Придя в школу, я сказал учителю, что Лусия умерла.

Я не видел, как ее выносили из дома. Ее не стали хоронить здесь, на городском кладбище, а увезли в деревню, на родину отца. Настоящая мать, может, и приезжала, только я не видел… Иногда я вспоминал Лусию, иногда забывал. Отец ее больше не отлучался; но примерно месяц спустя приехал большой фургон; мы стояли у дома и смотрели, как они грузят вещи. Даже курятник разобрали и увезли с собой. Когда фургон уехал, мы подошли к дому и, встав на цыпочки, заглядывали в окна без занавесок. Внутри было темно и грязно; пыль, клочья газетной бумаги и пестрые лоскуты валялись на полу и во всех углах. У нас было странное чувство, словно бы жили в этом доме незнакомцы, но не вчера, а много, много лет назад.

Потом мы побежали к реке. Поплавали, понежились на берегу. На обратном пути стали искать плоды. Но все кусты уже были обобраны. Слишком поздно мы пришли: кто-то побывал здесь до нас.

— Я знаю недалеко отсюда хороший куст, пойдемте! — сказал я. Ребята последовали за мной. И правда, на знакомом мне кусте мы нашли два мароро. Поделили.

— Этот куст показала мне Лусия, — сказал я.

Потом мы пошли домой. Становилось темно.

Леопольд Седар Сенгор

(стихи)

Творчество Л.-С. Сенгора отмечено многими литературным наградами, в 1983 г. он избран во Французскую академию.

Стихи Сенгора неоднократно публиковались у нас в русских переводах, выходили сборниками, включались в различные поэтические антологии, печатались в периодике, звучали в эфире. Лирические стихотворения, предлагаемые читателю в этой подборке, на русский язык не переводились; три из них (относящиеся к пятидесятым годам) не включались автором в прежние издания и были впервые опубликованы во французском оригинале летом 1986 г. — в парижском альманахе «Поэзия-86».

Из книги «Песни в сумраке», 1945

УРАГАН

Ураган, все скорее смети, оборви все вокруг

И во мне оборви ненужные листья, пустые слова.

Вихри любви свистят в тишине,

Но мир сухому торнадо и бегству сезона дождей.

Опаляющий Ветер, незапятнанный Ветер,

Ветер-погожих-недель, сожги же цветение всякое

всякую тщетную мысль,

Если и дюны влюбленного сердца опять засыпает песок.

Служанка, прерви на мгновенье свой жест задумчивой

статуи,

дети, игры свои на мгновенье оставьте

и смех свой прервите, ослепительно белый,

словно слоновая кость.

Пусть в пламени этом истает твой голос и тело твое,

пусть иссушит оно, это пламя,

аромат твоей плоти —

Пламя, что ночь мою озаряет, как пальма или колонна.

Воспламени же, о Дух, мои кровоточащие губы,

вдохновенье вдохни в мою многострунную кору,

Дабы песня моя воспарила, галамскому золоту равная

непорочной своей чистотой.

К СМЕРТИ

Ты напала опять на меня в эту ночь,

В безлунную ночь, на краю предательской лужи,

на меня устремившись внезапно, точно пантера,

Спущенная с тетивы.

Ах, твои раскаленные когти, вонзившиеся в поясницу

ах, этот страх,

Исходящий воплем ночным, пробивающий тело насквозь!

Хоть ты и трижды, о Смерть, уже навещала меня,

я привыкнуть к тебе не умею. Я помню,

Как бежал я вдогонку за жизнью; так мальчик бежит

вдогонку за спелым плодом, катящимся юрко